— Тэйт… — Шепчу я. Дотрагиваюсь до шеи, нахожу место, где должна биться сонная артерия. Не могу почувствовать пульса. Это все пальцы виноваты. И в голове так шумит. Резко наклоняюсь к груди, пытаясь услышать стук сердца своего друга. Но слышу только пульсацию собственной крови. К горлу подкатывает тошнота и удушающие слезы. — Тэйт! Тэйт, твою мать, не смей! Очнись!
Я в истерике хватают парня за футболку и трясу за ткань. Голова безвольно перекатывается.
— Черт, черт, черт, черт! — Перекидываюсь через кровать и в истерике нажимаю на кнопку вызова медсестры, раз, еще раз, еще раз, еще раз. Долблю ее со всей силы, как будто от этого они придут быстрее. Какого хрена они так долго! — Тэйт, пожалуйста, не уходи, я умоляю тебя, не надо. Ты мне нужен, ты так мне нужен. Я не смогу без тебя. Мы так много не успели сделать, Тэйт, умоляю, пожалуйста, Тэйт! Ты не можешь взять и оставить меня! Ты не можешь!
Я прижалась губами к его лбу и шептала, шептала. Я все просила и просила, уговаривала, молила, захлебывалась от слез, таких горьких, что они буквально прожигали мое лицо. Меня колотило, трясло от рыданий и отчаяния. Потом чьи-то руки отцепили меня от парня. Кажется, я пыталась сопротивляться, но тщетно. Вроде в палате было много людей, очень много. Но я видела перед собой только Тэйта Вуда, и мечтала, чтобы он еще хоть раз посмотрел на меня своими изумрудными глазами.
Глава 21
Глава 21.
Декабрь.
Я жива.
Глава 22. Прекрасный конец или счастливое начало
Глава 22.
Молчи. Смотри на звезды и цени то, что живешь.
Бернар Вербер
30 декабря.
Прошел ровно месяц.
Глупы те, кто считает, что человеку необходимы годы и десятилетия, чтобы привязаться к кому-то очень прочно. Мне хватило всего пары месяцев.
Тэйт в моей жизни — это звезда. Падающая звезда. Он ярко вспыхнул, осветив все вокруг, привлек к себе внимания каждого, прочертил ночное небо и погас, также неожиданно, как когда-то появился. Он ворвался в мою жизнь, заставив загадать желание и верить в то, что оно исполнится. Только вот в действительности этому случиться было не суждено.
Я лежала на кровати, завернувшись в одеяло как в кокон. Шторы были плотно закрыты, поэтому даже намека на то, который сейчас час, не проникало в комнату. Луна освещает город, или солнце? Не знаю. Да и класть я на это хотела.
Кто-то то ли постучал, то ли поскребся в дверь. Я проигнорировала этого человека, надеясь, что он уйдет. Но нет, дверь с тихим скрипом отворилась и в комнату прошла мама. Только она так пошаркивает домашними тапочками.
— Милая, ты спишь?
Я молчала, что можно было расценить как «да». И какого ответа вообще люди ожидают на этот вопрос? Маму мое молчание не убедило и она сделала еще шаг по направлению ко мне.
— Может сегодня, ты все же выйдешь к нам? Все уже приехали. Даже Лукас со Сьюзи. — Лукас был моим дядей, Сью — его непоседливая дочь, ровесница Дэниэля. Его жена была той еще грымзой и оставила их. Скатертью дорога. Мама присела на кровать и, со вздохом, погладила меня по голове.
— Лексис, я представляю, как тебе тяжело. Ты потеряла близкого друга, но ты правда думаешь, что это жизнерадостный мальчик хотел бы, чтобы ты лежала в темной комнате одна и горевала за ним до конца твоих дней? Если у него не осталось возможности жить, это не значит, что ты не имеешь права быть счастливой. Это значит, что ты обязана быть счастливо и прожить эту жизнь за вас двоих.
У меня из груди вырвался судорожный всхлип. Ну все, теперь мне точно не прикинуться спящей до конца дней своих. А был такой прекрасный план.
Мама наклонилась ко мне и обняла меня, прямо так, неуклюже, во всех этих мотках теплого одеяла. Как-то так меня когда-то давно утешал Тэйт… Я почувствовала ее теплые губы на моей макушке и слезы полились сильнее.
— Мне так больно мама. Мне кажется, что внутри меня чего-то не стало. — Хрипло и приглушенно прошептала я, все еще уткнувшись лицом в подушку.
— Бедная моя доченька. Позволь нам быть с тобой, ты не должна справляться одна. Пожалуйста, позволь нам помочь тебе. Мы так переживаем.
Укол вины проскользнул в мое сердце. Новогодние праздники… Я лишаю радости свою семью, потому что не могу совладать со своими эмоциями, со своим горем. Но как это сделать, если оно просто поглощает меня изнутри, разъедает? В каждом предмете, каждом воспоминании я вижу лицо Тейта. Слишком глубоко он оказался в моем сердце.
— Мне… Мне надо умыться, мам.
Мама отодвинулась от меня, еще раз поцеловав в волосы.
— Конечно. Ты спустишься к ужину?
Ужин. Значит сейчас все же не ночь.
— Да.
— Мы будем ждать тебя, Лекси.
Как только дверь за мамой закрылась, я отодвинула одеяло. Неожиданно в этом защитном панцире стало жарко, мокро и неуютно. Слова мамы о том, что я должна жить за двоих, зародили во мне какой-то проблеск надежды. Может, она права?
Я прошла в свою маленькую ванну с душевой и, включив свет, поморщилась: так сильно он ударил по отвыкшим глазам. Я взглянула в зеркало над умывальником, в серой раме отразилось нечто. Это нечто имело бледное лицо, обрамленное жутко спутавшимися грязными волосами, бескровные губы, и смотрело на меня красными, опухшими глазами. Взгляд — пустой.
— Я не знаю кто ты, но я тебя отмою. — Вслух произнесла я и принялась приводить угрозу в действие.
Через какое-то время (Кажется, я потеряла не только счет дням и ночам, но и минутам, часам…) я была уже чистая и одета в домашнее платье. Пришлось закапать глаза и нанести малость макияжа, чтобы не испугать своих племянников, чьи крики периодически доносились с нижнего этажа. Смотря в зеркало, я попыталась отрепетировать беззаботную улыбку. Выходило кривенько, как будто за это время моя мимика перестала мне подчиняться. Ладно, главное ведь — попытаться, верно?
Я со вздохом вышла на свой этаж, замерла на верху лестницы, и медленно спустилась. Дети притихли. Заглянув в гостиную, я поняла почему: бабушка (их бабушка, моя мама), собрала малышей рядом с собой и читала вслух какую-то огроменную книгу. Моя сестра устроилась рядом, держа на руках самую маленькую в нашем семействе — Даниэллу. Очевидно, малышка спит. Я тихо подхожу и сажусь в ногах сестры, та улыбается
