Пролог
В былые времена страна носила другое название. Когда-то летописцы сохраняли историю о славных делах и подвигах предков, но потомки сожгли летописи, отреклись от прошлого и дали родине новое имя — Порубежье.
Долгие годы страна переходила из рук в руки. На трон карабкались и знатные роды, и не столь именитые фамилии. Дым пожарищ обволакивал небо. Поля и сады засыпали под заупокойные песни ворон и дроздов. Толпы беженцев сновали по миру в поисках счастья, но, никем не пригретые, возвращались в разграбленные дома.
Казалось, ничто не спасёт страну от раскола на крошечные и якобы независимые государства, как вдруг Мóган Великий — владыка соседнего Тезара — без шума и кровопролития превратил Порубежье в колонию и спустя двадцать лет подарил своему нерадивому сыну Адэру Карро.
Забытый всеми и уставший от потрясений народ встрепенулся и вновь погрузился в омут безысходности — за три месяца царствования очередного правителя ничего не изменилось. И вряд ли кто из простого люда знал, что на исходе определённого законом срока, в один из тихих летних вечеров началась новая глава в истории страны: Адэр сформировал Совет, который не на словах, а на деле поведёт Порубежье от нищеты к расцвету.
В старинном замке, одиноко стоявшем посреди полусонной пустоши, ещё не стихло оживление. Новоявленные государственные мужи прохаживались по залу, потягивая шампанское из хрустальных бокалов. Ветер вносил в окна запах остывающего сада, скользил по довольным лицам, подхватывал обрывки фраз и без сожаления терял их в коридорах.
Сидя за круглым столом, Маликá взирала в пустоту. Она — старший советник… Это сон, розыгрыш, спектакль — всё что угодно, но только не явь. Посмотрела на маркиза Бархáта. Вилар разговаривал с Анатаном и Криксом, такими же, как она, простолюдинами. Командир стражей Крикс держался молодцом: стоял как на параде, гордо расправив плечи и вздёрнув подбородок. Чего нельзя было сказать об Анатане: распорядитель приисков Бездольного Узла трясся, словно выбежал на лютый мороз голышом.
Малика покосилась на пустующее кресло из чёрного дерева с резной спинкой и подлокотниками из слоновой кости. Назначив советников, Адэр объявил, что первое заседание состоится через пять дней, и покинул зал.
Возле окна в гордом одиночестве возвышался маркиз Орэс Лаел — красивый мужчина с волнистыми волосами цвета конского каштана и умным широким лбом. Малика отвернулась: мериться взглядами с озлобленным дворянином не было сил. Ей стало понятно, отчего у Лаела резко испортилось настроение: он метил в кресло, в котором она сейчас сидит.
Малика поднялась и вышла из зала. Прошествовала через холл мимо охранителей и стражей, заставляя себя смотреть вперёд, а не под ноги. Войдя в хозяйственное крыло замка, не выдержала, полетела в смятении по коридору, сталкиваясь с изумлённой прислугой. Уже знают… Быстро же… Возле своей комнаты остановилась. Сердце подсказало: там Мун — любимый и любящий старик, заменивший ей мать и отца. Малика глубоко вздохнула и перешагнула порог — неторопливо, легко, будто вернулась с прогулки по саду.
— Это правда? — спросил Мун и осёкся, глядя поверх её плеча.
— Мун, — прозвучал голос Вилара. — Оставь нас.
Старик ссутулился. Прошмыгнул мимо маркиза и закрыл за собой дверь.
Малика упала на стул:
— Вы знали?
— Нет, — ответил Вилар.
— Что он задумал?
— Решения правителя не обсуждаются.
— Я не хочу быть старшим советником. Я вообще никем не хочу быть.
— Правителя меньше всего интересуют наши желания.
Малика стиснула кулаки.
— Научись держать себя в руках, — произнёс Вилар.
— А что, по-вашему, я сейчас делаю?
— Успокойся. Ничего ужасного не произошло.
Она нервно хохотнула:
— Не произошло? «Взята из грязи, посажена в князи» — вот, что обо мне скажут, маркиз Бархат.
Он наполнил стакан водой, протянул Малике:
— Тебя должно волновать только мнение правителя. И зови меня Вилар.
— Ладно. Если вам так хочется, пусть будет Вилар. — Малика сделала несколько торопливых глотков. — Я ничего не умею делать. Зачем он так со мной?
Вилар осмотрел скромную обстановку комнаты, остановил взгляд на тумбочке:
— Дневник ведёшь?
— Что?
— Записываешь какие-то мысли?
— От случая к случаю.
— Уничтожь.
— Вы шутите?
— Нет. — Голос Вилара утратил бархатистость. — Урок первый: у старшего советника не должно быть личных записей, чтобы никто — слышишь? — никто не смог использовать их против тебя или против правителя.
— Нет! Вы шутите! В этом замке… кто?
— Затем ты соберёшь свои вещи. Мун перенесёт их в твои апартаменты.
— Куда?!
— Ты поняла? Вещи перенесёт Мун, а не ты.
— Мне страшно…
— И завтра мы с тобой уезжаем в Ларжетай.
— Я никуда не поеду, — произнесла Малика, вмиг охрипнув.
— Я должен подготовить тебя к заседаниям.
— Почему в Ларжетае? Почему не здесь?
— Выезжаем на рассвете.
Малика прижала ко лбу вспотевший в ладонях стакан:
— Разбудите меня.
— Займись дневниками, — сказал Вилар и ушёл.
Рано утром, когда замок спал крепким сном, Мун проводил Малику до ярко-красной машины с поцарапанным крылом, стоявшей возле гаража. Прошептал понятную только ему молитву и понуро поплёлся обратно. Без тени улыбки водитель маркиза спрятал чемодан Малики в багажник и — когда она расположилась в салоне — уселся за руль.
Не зная, откуда ждать Вилара — со стороны парадного входа или из флигеля, — Малика рассматривала окна, затянутые предрассветной кисеёй, и башенки на крыше, размытые в мутном небе. Время шло, а Вилар не появлялся. Водитель, прежде общительный и острый на язык, не издавал ни звука.
Лучи солнца окрасили стены замка в грязно-жёлтый свет, позолотили кроны деревьев, расцветили клумбы. На двери флигеля засверкала бронзовая ручка-подкова.
Малика поелозила пальцем по кожаной обивке сиденья:
— Наверное, маркиз Бархат передумал ехать.
— Маркиз у правителя, — откликнулся Зульц и после недолгого молчания добавил: — Мне не сказали, как я должен к вам обращаться.
В его тоне, как и в позе, сквозила настороженность.
— Меня зовут Малика.
— Я помню. Но вы уже не та Малика, с которой я ездил к морю.
— Ничего не изменилось, Зульц, — неуверенно возразила она и тихо вздохнула. — Даже не знаю, сможем ли мы с тобой ещё раз прокатиться к морю.
Водитель посмотрел на неё в зеркало заднего вида и отвёл взгляд:
— Вы стали старшим советником, и будете делать всё, что хотите.
— Нет, Зульц. Я стала советником, и буду делать то, что хочет правитель.
— Разве не этого вы добивались?
— Добивалась? — опешила Малика. — С чего ты взял?
Зульц поморщился от досады:
— Простите, я сказал глупость.
Малика вцепилась в подол платья. Так вот что думает о ней прислуга!
Наконец отворилась дверь флигеля, с лестницы сбежал маркиз. Зульц завёл двигатель и направил машину ему навстречу.
Вилар сел рядом с Маликой:
— Как спалось?
— Не спалось.
Вилар выдавил улыбку и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза.
Малика смотрела на пустошь, ещё не успевшую накалиться под солнцем, и ничего не видела. В голове метались мысли: болезненные, колкие. Всё, чем она гордилась — целомудрие, честность, ум, — втоптали в грязь. Если кто-то из служанок узнает об этой поездке, ей уже не отмыться.
Ближе к полудню автомобиль полетел по гладкой дороге, вдоль которой тянулись раздольные селения и похожие
