– Вы кто? – спросил он, слегка растягивая гласные на южный манер.
– Джим[6] Марчук. Я психолог из Университета Манитобы, в Виннипеге.
Беккер скривил верхнюю губу.
– Не желаю участвовать ни в каких экспериментах.
Я хотел было ответить: «Уже участвуете». Хотел ответить: «Эксперимент проводился несколько раз, и это – очередное ненужное повторение». Я даже хотел ответить: «Был бы это эксперимент, мы могли бы его прервать, как Зимбардо в Стэнфорде». Но в реальности я ответил так:
– Я здесь не для того, чтобы проводить эксперименты. Я собираюсь выступить на процессе свидетелем-экспертом.
– На стороне обвинения или защиты?
– Защиты.
Беккер немного расслабился, но подозрительность из его голоса не исчезла.
– Я не могу себе позволить крутых экспертов.
– Как мне сказали, за всё платит ваш отец.
– Мой отец. – Он буквально выплюнул эти слова.
– Что?
– Если бы я был ему интересен, то на вашем месте сидел бы он.
– Он не приходит повидаться с вами?
Беккер качнул головой.
– А кто-нибудь ещё из вашей семьи?
– Сестра была. Один раз.
– О, – сказал я.
– Считают себя опозоренными.
Слова на мгновение повисли в воздухе. Статья на первой полосе «Нью-Йорк таймс» об охранниках Саваннской тюрьмы была озаглавлена «Позор Америки».
– Ну, – сказал я, – возможно, мы сумеем их разубедить.
– С помощью психологической хрени? – Он фыркнул своими тонкими губами.
– С помощью правды.
– Правда в том, что мой адвокат считает меня психопатом. Сраным Норманом Бейтсом[7]. – Он покачал головой: – Что это за защита такая, а? Вы, наверное, умом тронулись?
Я не испытывал к нему никакого сочувствия: то, что он сотворил, было ужасно. Но я преподаватель – задайте мне вопрос, и я обязан на него ответить: такова моя природа.
– Вы совершили хладнокровное убийство, и обычно суд считает это убийством первой степени, верно? Однако представьте, что на МРТ у вас в мозгу обнаружат опухоль, которая влияет на ваше поведение. Присяжные могут склониться к мнению, что вы ничего не могли с собой поделать. У вас нет опухоли, однако мои исследования показывают, что психопатия – такое же ясно определяемое физическое состояние, и оно должно приниматься в расчёт при определении вины.
– Ха, – сказал он. – И вы тоже думаете, что я псих?
– Честно говоря, не знаю, – ответил я, кладя свой чемоданчик на деревянную столешницу и щёлкая замком. – Но могу узнать.
* * *– Профессор Марчук, вы присутствовали, когда мой оппонент, окружной прокурор, представляла своего эксперта-свидетеля, психиатра Саманту Голдсмит?
Я старался, чтобы голос звучал спокойно, но, чёрт возьми, я нервничал неимоверно. Мне, разумеется, был привычен сократический метод[8] в академической обстановке, но здесь, в этом душном зале суда, на кону стояла человеческая жизнь. Я подался вперёд.
– Да, присутствовал.
Подбородок Хуана Гарсии выдавался вперёд, как скотоотбойник на паровозе.
– Вы сидели здесь, в третьем ряду, не так ли?
– Именно так.
– Вы помните, как доктор Голдсмит излагала клиническую оценку ответчика, Девина Беккера?
– Да.
– И каков был её диагноз?
– Она утверждала, что мистер Беккер не является психопатом.
– Объяснила ли доктор Голдсмит методику, с помощью которой она пришла к такому выводу?
Я кивнул:
– Да, объяснила.
– Вы знакомы с использованной ею методикой?
– Весьма близко. Я также прошёл сертификацию по применению этой методики.
У Хуана была манера так двигать головой, что он напоминал мне ястреба – когда голова мгновенно поворачивается из одного положения в другое; сейчас он смотрел на присяжных.
– Тогда, вероятно, вы могли бы освежить её суть в памяти этих достойных людей. Какую методику использовала доктор Голдсмит?
– Психопатический опросник Хейра, исправленная версия, – ответил я.
– Обычно называемый «опросником Хейра» или ПВП-Р – верно?
– Да.
Быстрый поворот головы в мою сторону.
– И, прежде чем мы пойдём дальше, просто чтобы напомнить нам, что такое «психопат»?
– Это лицо, лишённое эмпатии и совести, лицо, не сочувствующее другим людям, – некто, кого заботят лишь его собственные интересы.
– А опросник Хейра? Напомните, пожалуйста, присяжным.
– Роберт Хейр выделил двадцать признаков, определяющих психопата, – от гладкоречивости и внешнего шарма до распущенности и отсутствия угрызений совести.
– И опять же напомните нам: чтобы быть психопатом, вы должны демонстрировать все двадцать признаков?
Я покачал головой:
– Нет. Существует числовая шкала оценки.
– Испытуемый заполняет некую форму?
– Нет-нет. Эксперт, прошедший специальную подготовку по применению методики профессора Хейра, проводит интервью с испытуемым, а также изучает его полицейское досье, психиатрическую медицинскую карту, историю его занятости, образование и так далее. Затем эксперт оценивает испытуемого по двадцати критериям: ноль означает, что данный признак (патологическая лживость, к примеру) отсутствует; единица – если присутствует в некоторой степени (возможно, он постоянно лжёт в личных взаимоотношениях, но никогда – в деловой обстановке, или наоборот); и двойка – если данный признак систематически проявляется во всех сферах жизни испытуемого.
– И какова средняя сумма оценок по двадцати критериям?
– Для нормальных людей? Весьма невелика: четыре из максимально возможных сорока́.
– И сколько же нужно набрать, чтобы оказаться психопатом?
– Тридцать или больше.
– Вы помните, во сколько баллов оценила доктор Голдсмит мистера Беккера, ответчика?
– Помню. Её оценка равнялась семнадцати.
– Профессор Марчук, присутствовали ли вы в этом зале, когда мы – сторона защиты – представляли нашего эксперта-свидетеля, ещё одного психолога, который давал показания непосредственно перед вами?
Я снова кивнул:
– Да.
– Этот психолог, доктор Габор Баги, показал, что он также провёл тестирование Девина Беккера на психопатию. Вы это помните?
– Да.
– Получил ли доктор Баги такую же оценку, что и доктор Голдсмит?
– Нет. Его оценка для мистера Беккера равнялась тридцати одному.
Хуан довольно правдоподобно разыграл удивление.
– Тридцать один из сорока? Тогда как доктор Голдсмит насчитала лишь семнадцать?
– Верно.
Его голова рывком повернулась к присяжным.
– Как бы вы объяснили это расхождение?
– Хотя и предполагается, что опросник профессора Хейра объективен, насколько это возможно, результаты применения его теста в клинических условиях разнятся в зависимости от эксперта, проводящего тест. Однако разница в четырнадцать баллов? – Я пожал плечами под своим синим костюмом. – Этого я не могу объяснить.
Его взгляд снова метнулся ко мне.
– Тем не менее наш результат – тридцать один балл – помещает мистера Беккера в установленную законом границу психопатии, тогда как результат, полученный доктором Голдсмит, оставляет мистера Беккера за пределами этой границы, верно?
– Да.
– И, принимая во внимание, что обвинение требует смертной казни, вопрос о том, является ли мистер Беккер клиническим психопатом – определялось его поведение его волей или нет, – критически важен для назначения ему способа наказания, что ставит перед достойными членами жюри незавидную, но, к сожалению, весьма распространённую задачу: сделать выбор между противоречащими друг другу заявлениями экспертов. Не так ли?
– Нет, – ответил я.
– Прошу прощения, профессор Марчук?
Моё сердце заколотилось, но голос мне удалось сохранить абсолютно ровным.
– Нет. Доктор Голдсмит совершенно не права, а доктор Баги прав. Девин Беккер – психопат, и я могу это доказать – доказать это, не оставив ни малейших сомнений.
2– Простой бинарный способ диагностики психопатии? – переспросила Хизер, глядя на меня через ресторанный столик. – Но ведь это невозможно.
– О, очень даже возможно. И
