Как и подобало культовому сооружению верховного божества, храм владел собственной землей и людьми и по значимости не уступал царской пирамиде. Так, например, предназначенные для погребального храма фараона пожертвования нередко проходили священный контроль в солнечном храме, где получали знак «божественного» качества.
Солнечные храмы, которые строили цари V династии, были отчаянной попыткой вдохнуть жизнь в ослабевшую монархию. Гигантские пирамиды оказались непосильной ношей для экономики страны, поэтому фараонам пришлось искать другие способы подтвердить значимость царской власти для жизни общества. С этой целью образ фараона как никогда прежде сблизили с миром богов, сделав его недосягаемым для простых смертных. При первых трех династиях царь почитался как земное воплощение Гора. При IV династии Джедефра отступил от господствующего представления, объявив себя «сыном Ра» и добавив к царским титулам имя бога солнца. Опираясь на опыт предшественников, Усеркаф наполнил конкретным содержанием свои отношения с богом солнца, и память о нем в поздней народной традиции сохранилась не иначе как о сыне Ра. Официальная идеология теперь опиралась не на открытую демонстрацию власти, а на утонченную теологию, использовала психологические приемы вместо права силы.
Намеренное отдаление царя от подданных принимало и другие формы. Если гробницы чиновников тесно примыкали к пирамидам времен IV династии – близость к царскому монументу отражала статус умершего при дворе, – то при V династии между богоравным фараоном и простыми смертными пролегла отчетливая граница. При жизни и по смерти простолюдины и члены царской семьи будут тщательно разделены. Менее знатные лица довольствовались могилами в Гизе, которая утратила значение центра царского строительства и была заброшена, высших сановников хоронили в Саккаре, а фараоны сторонились их и строили пирамиды в Абусире.
Прежняя близость чиновников к царскому дому ушла в прошлое. С самого древнего времени и до конца IV династии все высшие посты в правительственном аппарате занимали царские родственники. От Снофру и до Менкаура все визири без исключения и большинство «распорядителей работ» были царевичами. Усеркаф неожиданно покончил с этой традицией и открыл доступ в высшую администрацию для людей нецарского происхождения, что имело очень важные последствия. По всей видимости, подобная перемена в кадровой политике была продиктована как идеологическими, так и практическими соображениями. Она позволяла царю и его семье подняться над бюрократическим аппаратом правительства. Не менее важным было и то, что, лишив склонных к мятежам царевичей источника политического влияния, Усеркаф надеялся положить конец внутренним распрям, угрожавшим стабильности монархии.
В результате сложился класс профессионального чиновничества, который составляли люди, добившиеся власти благодаря личным качествам, а не только родственным связям с царским домом. Кроме того, расширение бюрократического аппарата свидетельствует о разграничении исполняемых функций. Царский родственник мог занимать множество постов только благодаря факту своего происхождения – но профессиональный чиновник, реально занятый делами администрации, явно не мог успешно справляться с десятком функций одновременно. Именно профессионалы, а не царские родственники будут отныне составлять костяк правительственной машины Древнего Египта. И работа такого чиновника незнатного происхождения оказалась куда более эффективной.
Создание разветвленного чиновничьего аппарата, который пополнялся преимущественно выходцами из народа, а также появление нового некрополя, где для сановников строили усыпальницы, над которыми больше не возвышалась царская пирамида, – эти два явления конца эпохи Древнего царства взаимосвязаны. Они составили фон для примечательных памятников того времени – гробниц придворных вельмож. Впервые в истории Египта они позволят нам попасть в мир подданных фараона, в котором нас ждет немало удивительного.
Главное – декорум
Прежде всего необходимо отметить высокие художественные достоинства захоронений частных лиц времен V и VI династий (2450–2175). Утонченность цветных рельефов, покрывающих их стены, служит доказательством высокого мастерства художников, отточенного на царских некрополях в Дашуре и Гизе. Имея возможность возводить обширные сооружения и желая произвести впечатление на тщеславных представителей своего сословия, вельможи в конце Древнего царства уделяли значительное внимание архитектурному и художественному оформлению своих усыпальниц. Вскоре это превратилось в состязание, и прежде чем приступить к строительным работам, чиновник терпеливо ждал решающего продвижения по службе, чтобы затем посредством архитектуры возвыситься как над своими современниками, так и над их потомками.
Особое внимание вельможи уделяли поминальным молельням, которые представляли собой общую залу или группу надземных помещений, где собирались члены семьи и другие посетители для подношения жертв скульптурному изображению усопшего. Погребальные камеры, скрытые от постороннего взора под толщей земли, украшались более скромно. «Не стоит прятать то, чем можно блеснуть» – таков был, по-видимому, принцип древних египтян.
В росписи гробниц существовала устойчивая система канонов. Хотя тщательно продуманное оформление мастабы должно было подчеркивать превосходство ее владельца в бюрократическом мире с его жестокой конкуренцией, следовало помнить, что в первую очередь гробница – это вечное пристанище для бессмертной души. Поэтому наиболее важные темы гробничной росписи были связаны с изготовлением и подношением разнообразных жертв: от предметов первой необходимости (хлеб и пиво) до атрибутов роскоши (мебель, ювелирные украшения и вино). Сцены, посвященные этим темам, изобилуют сведениями о приемах земледелия, ремесленном производстве и приготовлении пищи – но воспроизведение реалий повседневной жизни не было целью художников. Росписи, скорее, выступали в роли средства страхования, так как, по представлениям древних египтян, в случае порчи погребального инвентаря изображения на стенах воплотятся в жизнь сверхъестественной силой и станут неиссякаемым источником всего необходимого. Таким же чудесным образом оживут изображения носителей даров, которые как бы вечно спускаются по направлению к «ложной» двери в погребальную камеру, и тогда они будут вечно служить своему господину.
Таким образом, принимая во внимание двойное назначение заупокойного храма – подчеркнуть статус усопшего и обеспечить ему комфортное посмертное существование, – становится понятным, почему настенные росписи и рельефы отображают идеализированную картину жизни Древнего Египта. Скульпторы и художники изображали только то, что хотел их заказчик. Настенные росписи и рельефы должны были прежде всего оправдывать существующий социальный строй. Так, например, умершего нередко изображали высоким, словно доминирующим над карликовыми фигурками слуг и членов семьи, которые едва достигают его колен. В непонятном для современного человека принципе иерархического масштаба идеально отражена приверженность египтян к рангам.
Еще одной характерной чертой гробничных росписей была их подчеркнутая безвременность. Динамизм либо был слабо выражен, либо отсутствовал вообще: человеческие фигуры словно застыли во времени и пространстве. Характерно и отсутствие таких ключевых событий в жизни погребенного, как детство, брак или продвижение по службе. Включение этих сцен в общую композицию означало бы сохранение их на века
