Людовик XVI вышел из кареты и твёрдым шагом пошёл к эшафоту под непрекращающийся грохот барабанов. Где-то в глубине души он ещё не мог поверить в свершившийся факт: государство, монархия, веками установленный порядок — всё рухнуло разом в течение года. Ему хотелось воскликнуть: «Господи! Зачем ты допустил это? За что?..», но никто из всей толпы не почувствовал его душевных мук. Людовик молчал и гордо стоял, осматривая толпу презрительным взглядом, а толпа в ответ также хранила тягостное молчание, ожидая развязки трагедии этого человека. Только непрекращающийся грохот барабанов рвал на части всё его естество, причиняя Людовику дополнительные душевные страдания. В какой-то момент он не выдержал и крикнул срывающимся голосом:
— Замолчите!
Барабанщики восприняли этот крик как приказ и остановили свою барабанную дробь.
На эшафоте к Людовику подошли палачи и застыли в ожидании. Один из них протянул руку к одежде бывшего монарха, но Людовик оттолкнул его и сам снял свой коричневый камзол. Однако палачи в нерешительности продолжали стоять вокруг своей жертвы.
— Что вы хотите? — тихо спросил он.
— Мы должны вас связать, — ответил за всех главный палач Сансон.
Король Франции вдруг закричал:
— Связать?! Меня?!! Я никогда не соглашусь на это! — палачи продолжали стоять вокруг него, не решаясь применять силу. — Делайте, что вам положено, но не пытайтесь меня связать! — уже не говорил, а рычал Людовик. Но вдруг разом сник и обречённо махнул рукой. — Делайте, что хотите, я выпью чашу до дна, — промолвил он и тут же, возвысив голос и повернувшись к толпе, крикнул: — Французы! Я умираю невиновным в преступлениях, в которых меня обвиняют... Я прощаю своим врагам и молю Бога, чтобы Франция...
Генерал Сантер, командующий всей процедурой казни, не стал ждать продолжения последней речи Людовика XVI и что-то гневно прокричал. И тут же вновь ударили барабаны, а палачи начали вязать короля. Через минуту он уже лежал на доске, как жертва на заклании, и нож гильотины в 9 часов 10 минут утра 21 января 1793 года от Рождества Христова в полёте свободного падения с тихим свистом опустился на королевскую шею.
XV
остюшко добрался до гостиницы только к вечеру. По улицам и на площадях Парижа ликующие толпы людей отмечали смерть тирана и деспота, и почти каждый третий утверждал, что он лично присутствовал при казни Людовика Бурбона.
В гостинице Костюшко с волнением ожидал Юлиан Немцевич, встревоженный его долгим отсутствием. Ведь толпа народа, возбуждённая революционными настроениями и сценой казни самого короля, могла принять Костюшко за французского аристократа и учинить над ним самосуд.
— Ну слава богу, явился, — вместо приветствия проговорил Юлиан, выдохнул с облегчением воздух и перекрестился. — А я уже волноваться начал.
Костюшко молча прошёл в гостиную и сел за стол. Некоторое время он сидел, вспоминая картины прошедшего дня, потом повернулся к товарищу и спросил:
— Когда мы должны быть в Дрездене?
— Через неделю. А потом нас ждут в Гродно и Вильне... — доложил Немцевич.
Костюшко согласно кивнул. Времени у них совсем мало, а сделать предстоит ещё многое. В разных странах Костюшко и его соратники образовывали «Союзы», членами которых становились бывшие офицеры польской армии либо простые патриоты Речи Посполитой. У всех их была одна цель — поднять всепольское восстание и освободиться от оккупации Россией, Пруссией и Австрией. Им предстояло возродить новое государство в границах Речи Посполитой до первого её раздела в 1772 году и восстановить первую в Европе конституцию.
Национальная гвардия Франции отбивала атаки регулярной прусской армии и даже стала производить завоевания, оккупируя территории Бельгии, а также левого берега Рейна и Савойи с Ниццей. Значит, не всё потеряно и для Речи Посполитой после её второго раздела. При правильной организации восстания можно ещё не только собрать из патриотов сильную армию, но и поднять на восстание народ. Без поддержки народных масс, без «посполитого рушения» Костюшко вообще не видел смысла борьбы за независимость своей родины и не был уверен в победе восстания. Он был военным и хорошо понимал мощь армий трёх сильнейших европейских государств. Поэтому им нужна была помощь революционной Франции, однако, судя по последним событиям в Париже, в ближайшее время рассчитывать на неё не придётся.
— Всё. Нет больше во Франции короля, — подвёл итог сегодняшнему дню Костюшко. — В этой стране полный хаос, и поэтому ждать помощи с их стороны нам нечего.
Немцевич понимающе кивнул. Раз Тадеуш не хочет рассказывать про то, что он видел, значит, ему это неприятно, и Немцевич корректно ни о чём не стал его расспрашивать.
— Как всё сложно и противоречиво, — вдруг опять заговорил Костюшко после небольшой паузы.
— Ты это о чём? — полюбопытствовал его товарищ.
— Да вот об этом, — кивнул в сторону окна Костюшко. — Стоило ли делать революцию, чтобы потом устраивать такие кровавые спектакли? Сколько за последние месяцы скатилось голов под ножом гильотины? Тысячи. А сколько ещё скатится? Кому это нужно и, главное, есть ли в этом такая необходимость?
— Ты опасаешься, что что-то подобное может произойти у нас? — спросил, задумавшись, Юлиан.
— Опасаюсь, — честно признался Костюшко. — И чем больше я нахожусь здесь, тем больше меня терзают сомнения, тем ли мы идём путём. Не повторится ли всё это, — Костюшко кивнул в сторону окна, — у нас?
Услышать такие откровения от Костюшко Немцевич просто не ожидал. Он начинал понимать, что Тадеуш близко к сердцу принял кровавые события последних месяцев, свидетелями которых они стали в Париже. Понимая душевное состояние товарища, Немцевич решил его отвлечь от мрачных мыслей.
— А ты сходи к знаменитой парижской прорицательнице Марии Ленорман, — полушутя-полусерьёзно предложил Юлиан. — Может, она напророчествует тебе будущее, предскажет, что нас ожидает впереди.
Костюшко улыбнулся подобному предложению. Он слышал не раз о популярности этой особы. Недавно она появилась откуда-то в Париже и открыла свой гадальный салон. Он за короткое время стал настолько известен в столице, что это заведение посетили даже такие революционеры, как Робеспьер и Марат.
