В это сложное для принятия верных решений время старый граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин[8] был вызван Екатериной II на аудиенцию. Ей нужен был совет опытного царедворца по «польскому вопросу», по которому она уже советовалась с Никитой Паниным и почти приняла решение. Однако для полной уверенности в правильности выбора кандидата на польский престол Екатерина II хотела узнать мнение бывшего канцлера, который долгое время в годы правления императрицы Елизаветы Петровны возглавлял всю внешнюю политику России.
И вот теперь, стоя перед ней на больных от подагры ногах, ветеран Коллегии по иностранным делам высказывал императрице своё видение развития дальнейших событий в Речи Посполитой:
— Матушка-государыня, вы знаете моё отношение к этому вопросу, — начал издалека хитрый лис, — лишь бы на пользу всё было государству Российскому.
Молодая императрица улыбнулась. Умён и хитёр старик. Об этом предупреждал свою государыню Панин и просил быть осторожным в разговоре с ним. Мало ему было, что Екатерина II возвратила опального Бестужева из ссылки в его деревне со странным названием Горетово, восстановила ему все звания и чины, присвоила чин генерал-фельдмаршала и назначила пенсион в 20 000 рублей! Бестужев настоял, чтобы был издан отдельный Манифест о восстановлении его чести и достоинства, который позднее и был обнародован по всей России. Но звание канцлера вернуть себе уже не мог и активной роли в решении государственных дел не играл. Уважая опыт старого политика и его знания европейской дипломатии, Екатерина II в начале своего правления обращалась за советом к Бестужеву, сама набираясь опыта в общении с ним: «Батюшка Алексей Петрович, прошу приложенные бумаги рассмотреть и мнение Ваше написать», — просила она его, иногда ублажая самолюбие старика.
Вот и сейчас Екатерина взвешивала все «за» и «против»: мнение каждого опытного политика ей было важно.
— И всё-таки вопрос достаточно важный и может иметь серьёзные последствия для всей Европы, — подводила Бестужева к конкретному ответу императрица.
— Полякам для коронации нужен поляк, и подставить свою голову под корону Польши способны два претендента, которые и нам могут быть полезны: Адам Чарторыский или его родственник Станислав Понятовский, — начал обсуждение кандидатур на предстоящую коронацию Бестужев.
— Ну а кому из них вы отдаёте предпочтение? — спросила его «ученица».
— Если королём станет первый, то, будучи финансово независимым от внешних долгов, он со временем захочет проводить самостоятельную политику в Речи Посполитой. Тогда нам сложнее будет как-то влиять на короля и на сейм, где он имеет много сторонников своей фамилии, — высказал своё мнение по первому кандидату Бестужев.
— Ну а Понятовский? Что скажете о нём? — внутренне насторожилась Екатерина II.
— Этот беден и будет постоянно просить то денег, то солдат, на содержание которых у него этих денег нет. Таким образом, Россия сможет не только держать его на «коротком поводке», давая какие-то суммы для поддержания Понятовского на троне, но и регулировать тем самым численность польской армии, — почти закончил своё рассуждение по «польскому вопросу» Алексей Бестужев. — В то же время, — Бестужев сделал паузу, — я бы рекомендовал на польский престол сына Августа III как будущего курфюрста Саксонского...
— И на чём основаны ваши рекомендации? — опять напряглась Екатерина.
— Ещё Пётр Великий с прозорливостью усматривал пользу для России, если польская корона в саксонском дворе останется, — хитро намекнул Бестужев на значимость его предложения, которое могло быть принято во внимание императрицей в память о преобразователе и реформаторе Российского государства.
«Не зря я встретилась с ним, — подумала Екатерина после такой «консультации», — старик знает, что говорит, и смотрит далеко вперёд, не упуская своих выгод даже сейчас». Но вслух она сказала Бестужеву:
— Спасибо, Алексей Петрович. Мы с Паниным примем во внимание ваши доводы и посоветуемся, как нам поступать далее, но главное решение определит Совет.
Бестужев немного поморщился, услышав имя своего ученика, который занимал то место, на которое рассчитывал Бестужев после возвращения из ссылки и своей полной реабилитации. Но его ученик был умён и, главное, моложе Бестужева, а последним качеством тот похвастаться уже давно не мог. Поэтому Никита Панин, а не мудрый и опытный Бестужев стал канцлером и закрыл ему дорогу к вершине карьеры в государстве Российском.
На один из светских приёмов, которые устраивали Чарторыские для своих сторонников, были приглашены послы различных государств, в том числе России и Пруссии. Кайзерлинг и Бенуа с удовольствием приняли данное приглашение, так как это был хороший повод для открытой, а не тайной встречи, чтобы обменяться своими впечатлениями о происходящих событиях в мире. В данном же случае, в приятной обстановке с бокалом вина им представилась возможность выразить друг другу точки зрения своих государей и выработать единую политическую позицию в отношении Речи Посполитой.
— Наступает очень серьёзный момент, когда борьба за польский трон идёт к завершению. Вы не находите, что Чарторыские уже практически празднуют победу?
Этот вопрос от Кайзерлинга прусский посол ждал уже давно. И ответ им был загодя заготовлен и согласован с прусским королём:
— Полностью с вами согласен, — кивал Бенуа. — Получив поддержку большинства на сейме, они уже без особых сложностей продвинут на трон своего ставленника. А получив поддержку короля в своих будущих действиях, они получат неограниченную власть, которую уже частично имеют, устранив своих конкурентов штыками солдат наших же армий.
Кайзерлинг внимательно выслушал долгую речь коллеги и высказал главное, ради чего он завёл этот разговор с прусским послом:
— Императрица России Екатерина желает, чтобы на польском троне сидел поляк, которого она хорошо знает и которому доверяет.
— Вы можете назвать мне это имя. Я думаю, что мнение вашей императрицы полностью совпадает с мнением моего короля, — ответил второй заранее приготовленной фразой Бенуа.
— Литовский стольник Станислав Август Понятовский — вот тот, кто будет угоден
