Король понял намёк и замолчал. Стравиньский же отъехал от него посмотреть дорогу, по которой они смогли бы следовать дальше. Сейчас, когда Станислав Август Понятовский находился в его руках, Стравиньскому и его людям совсем не хотелось нарваться на охрану короля. Наверняка о его похищении уже стало известно, и все занялись розыском похитителей.
Станислав Понятовский осмотрелся. В густом тумане перед ним маячила фигура только одного охранника Кузьмы. Остальные похитители были где-то совсем рядом: слышались их тихие голоса, но самих не было видно.
Король направил свою лошадь ближе к Кузьме и первым заговорил с ним:
— Ты знаешь, кто я?
— Мне не велено разговаривать с вами, — ответил охранник.
— Я — король Речи Посполитой Станислав Август Понятовский, — продолжал шептать заложник, не обращая внимания на ответ охранника.
По тому, как вытянулось лицо Кузьмы, король понял, что, назвав себя, он привёл того в замешательство. Другой же реакции не могло и быть: Стравиньский, соблюдая секретность захвата в плен коронованной особы, не сообщил своим людям истинной цели этой партизанской вылазки. Поставив задачу каждому из них, определив им место и цель при нападении, он никому, кроме двоих приближённых и особо доверенных лиц, не сообщил, кто будет объектом их нападения.
— Я даю королевское слово, что ты будешь помилован и прощён мною, если сейчас просто отъедешь и сторону и «потеряешь меня из вида», — уговаривал Кузьму Станислав Понятовский. — Решайся: или прощение короля, или дыба.
Кузьма быстро сообразил, в какое попал щекотливое положение, и предпочёл первый вариант. Он слегка потянул поводья, и его конь медленно отъехал в сторону от лошади короля. Ещё пару лошадиных шагов, и пленник пропал из вида, растворившись в густом тумане.
Станислав Август Понятовский также потянул поводья своего коня. Медленно и тихо он начал удаляться в противоположную сторону от доносившихся сзади и впереди голосов. Вскоре король услышал громкое ругательство, крики, шум и топот лошадей, но, к его счастью, они от него удалялись, а не наоборот.
Через пару часов туман-спаситель немного рассеялся. Король выехал из леса на дорогу и перекрестился. Теперь ему надо было разобраться, в какую сторону продолжать путь. Внезапно он услышал громкое ругательство: «Пошла, пся крев!», храп пощади и скрип не смазанных колёс. Наконец из-за деревьев показалась сама лошадь и деревенская телега, которой управлял местный крестьянин, везущий хворост для своего скромного жилища. Он-то и указал «ясновельможному пану» направление на Прагу — предместье Варшавы, куда и продолжил торопливо свой путь странный всадник, который почему-то постоянно с опаской оглядывался по сторонам.
После того как удивительный пан скрылся из вида, крестьянин долго чесал затылок, вспоминая, где он его видел и кого он ему напоминает, но так и не смог вспомнить. Тряхнув вожжами и крикнув на гною старую лошадёнку для ускорения движения, крестьянин поехал дальше своей дорогой, оставаясь наедине со своими невесёлыми мыслями.
Прибыв ко двору, где уже царило беспокойство и растерянность по поводу его исчезновения, Станислав Август Понятовский немедленно сообщил о случившемся с ним во все европейские дворы. Мнение всех коронованных особ всей Европы было однозначным: шляхта совсем выжила из ума — покушается на святое святых, на королевскую особу! Такого же мнения был даже король Франции. Он, конечно, являлся сторонником свержения польского короля, но не таким же варварским способом.
Представив своё похищение как попытку уничтожить его физически, Станислав Август Понятовский тем самым окончательно развязал руки России, Австрии и Пруссии. Они только и ждали благоприятного момента узаконить свою интервенцию на территорию Речи Посполитой. И вот этот долгожданный момент наступил! Под девизом защиты монашеской особы и наведения порядка монархи этих трёх стран принимают решение о первом разделе Речи Посполитой.
Екатерина II получила письмо от Фридриха II с предложением о разделе территории на три части. Прочитав его, она обратилась к Панину, который только что вручил это письмо своей императрице:
— Ну, вот твоя либеральная политика по «польскому вопросу». Хотел, чтобы всё было прилично, достойно, а они вот что творят, — начала говорить возмущённо Екатерина II. — Что на это скажешь, Никита Иванович?
Канцлер склонил голову и молчал. Ему нечего было сказать в ответ. Для него самого это было неожиданностью, причём очень неприятной. В своей политике в отношении Речи Посполитой Панин предпочитал дипломатические приёмы, с помощью которых Россия могла бы добиваться своей цели «цивилизованно», без вмешательства армии и пролития крови. Но расширение вооружённого движения Барской конфедерации и эта попытка покушения на жизнь польского короля спутала все его политические карты. Теперь он стоял перед императрицей и усиленно думал, что же ей ответить.
— Ну чего молчишь? А ведь отвечать своей императрице всё-таки придётся, — настаивала Екатерина II.
— Государыня, а я согласен с Фридрихом, — вдруг бодро начал говорить Панин. — Раз поляки пошли на такое гнусное преступление и замахнулись на жизнь королевской особы, то у нас другого выхода нет, как только их взять под свой жёсткий контроль.
— Именно жёсткий. Так ты согласен, что раздел Речи Посполитой пойдёт им на пользу? — императрица положила письмо Фридриха II на стол перед стоящим канцлером.
— Я думаю, что вы уже приняли решение, и оно будет как всегда верным, — ответил в поклоне придворный вельможа.
— Да, я приняла решение. Я немедленно вышлю ответ прусскому королю о своём согласии с его предложением, — решительно заявила Екатерина II. — А нашим войскам надо активизировать военные действия против конфедератов и разогнать их. Сколько можно с ними возиться?
Императрица старалась говорить спокойно, но это ей удавалось уже с трудом. Её раздражало, что командующий частями русской армии, расположенными в Польше, не смог до сих пор уничтожить партизанские подразделения конфедератов. Теперь придётся вводить на территорию Речи Посполитой ещё одну армию, а прусские и австрийские генералы опять будут пожинать плоды побед русского оружия. Но что поделаешь, политика есть политика: часто на дипломатическом поприще можно одержать более весомые победы, чем на полях сражений.
6 февраля 1772 года в Петербурге между Россией и Пруссией была подписана конвенция о разделе Польши. Император Австрии, Иосиф II, также не заставил себя долго ждать, и уже через несколько дней после этого события, а именно 19 февраля, присоединился
