Позади меня раздался деликатный стук. Я обернулась и увидела Эдгара. Страж, скорей всего, так и не ложился с ночного дежурства, под серыми глазами залегли тени, черты лица заострились. Зная ответственный характер мужчины, нетрудно было догадаться, что он решил взять на себя присмотр за графом.
— Вейнер?
— Он желает поговорить с вами, госпожа.
— Поговорить? Рада слышать, что он пришел в себя. Боялась, к нему не вернется разум.
— Как проснулся, твердит ваше имя.
Я вышла в коридор, и мы проследовали в сторону комнат стражи.
— Так и не дает к себе прикоснуться? — поинтересовалась, стараясь подготовиться к разговору с графом.
— Сиенна нашла к нему подход. Ей разрешил все.
Эдгар говорил рублеными фразами, словно за каждое слово выставлялся счет на оплату. Я слышала от других стражников, что на прежних местах его считали странным за необъяснимую любовь к книгам. Если бы Эдгару дали выбор, он стал бы юристом или историком, но у младших сыновей частенько одна дорога, особенно если физическая мощь позволяет. В моем замке для Эдгара была открыта библиотека, и я частенько доставала ему редкие книги во время путешествий по дальним странам. Он один из тех людей, что служат не за щедрое вознаграждение, а по совести.
Граф Вейнер, остриженный, побритый, в новой одежде и с короткими аккуратными ногтями ждал меня, сгорбившись на одном из стульев в сторожевой. Рядом с ним стояла побледневшая Сиенна и устало гладила графа за ушами, приговаривая, что все хорошо и спокойно.
Мне было очень интересно, почему именно ее присутствие столь благотворно сказалось на его состоянии, но ничего спросить я не успела, потому что Вейнер грохнулся на колени, молитвенно сложив руки на груди.
— Благодарю вас, величайшая, мудрейшая, великолепнейшая госпожа Эвитерра, — чуть хриплым голосом долго молчавшего человека произнес граф. — Спасибо, что снизошли до ничтожного грешника, сократив справедливо вынесенное наказание.
«По крайней мере, разум при нем, раз способен куртуазно выражаться».
— Поднимитесь.
Вейнер вскочил быстрее вымуштрованного солдата. В черных глазах мелькнул животный страх — видимо, граф боялся открытого пространства, и все же он не посмел нарушить приказ. Явно предпочел бы держаться ближе к земле, ему было комфортней взирать с привычного ракурса снизу, но я хотела поговорить на равных.
— Граф Вейнер, — я специально использовала титул, стараясь воззвать к его аристократическим привычкам, — вы желали меня видеть?
— Чтобы поблагодарить великодушную госпожу и оказать маленькую услугу, в знак признательности за милосердие, оказанное вашему покорному слуге.
Он изменился, поняла я, пытливо наблюдая за дергаными жестами графа, за его взглядом через плечо на Сиенну, которая тут же пришла на выручку, молчаливо встав сзади, оберегая спину. Невероятным образом бывшая жертва превратилась в защитницу… Впрочем, морская свинка беспрепятственно бегала по всему замку, может, смогла каким-то образом проникнуть в сердце экономки.
Поддержка Сиенны придала графу уверенности, он выпрямился и с достоинством ждал моего ответа.
— Вы ничего не должны мне, граф. Превращение означает, что заклинание временно снято.
Он затравленно сгорбился, правильно выделив слово «временно». Сиенна прикусила нижнюю тубу и ободряюще сжала руку Вейнера.
— Увы, — продолжила я. — Наложенное условие не устранено оборотом. До конца дней над вашей головой будет висеть чаша весов, отмеряющая хорошее и плохое. Стоит дурному перетянуть, шкура грызуна настигнет вас вновь.
— Смилостивитесь, госпожа, — выдохнула Сиенна.
— Не в моих силах изменить содеянное, — разведя руки, призналась я в собственном бессилии.
— Он сожалеет, — потупилась экономка.
— Сожалею, — эхом повторил граф. — Госпожа Эвитерра, за последний год я довольно хорошо изучил вас, пользуясь незаметностью звериного облика. Вижу, вас мучает чувство вины за наложенное заклятие.
Губы Вейнера чуть искривились, и я вновь увидела испорченного юношу, предававшегося блуду и греху. Мгновение прошло, взгляд графа очистился, и он тихо сказал:
— Мною творились непростительные преступления, госпожа. Поверьте, я не осознавал тяжести содеянного. Скажем иначе, тогда совсем ничего не чувствовал. Наоборот, чужая боль пробуждала во мне нечто онемевшее, принося временное облегчение. Ночами меня накрывало отвращение к содеянному, которое я пытался залить вином и утехами плоти. Оглядываясь назад, надо признать, влачил я довольно жалкое существование до вашего вторжения в замок. Наверное, лучшее, что вы могли сделать для меня, — это отобрать власть над собственной судьбой. Видите ли, сам себя спасти я не мог.
Внезапное признание графа огорошило меня настолько, что я отступила на шаг назад и опустилась без сил на услужливо поданный Эдгаром стул.
Граф снова встал передо мной на колени, на сей раз изящно, с красотой движения, заученного с детства представителем голубых кровей.
— Моя госпожа, не терзайте себя. Истинное желание каждого человеческого существа — любить и быть любимым. Сие великое благо было недоступно человеку, восседающему в тронном зале замка Вейнер год назад. Тогда любовь представлялась мне врагом, способным предательски проникнуть в душу и вогнать клинок в сердце. Я мучил тех, кого любил, пытаясь защититься от сей угрозы. Колдовством вы сняли довлеющее надо мной проклятие, спася от худшей участи.
Во мне поднялась целая буря чувств: удивление, сочувствие, но больше всего — уважение к мужчине, способному открыто говорить о самом сокровенном, о том, что мы скрываем сами от себя. Наверное, поэтому Сиенна стояла поодаль с покрасневшими щеками, восхищенно глядя на графа из-под ресниц. Что ж, никто из нас не может устоять перед раскаивающимся грешником.
— Вы удивительный человек, граф. Что-то подсказывает мне, вам больше никогда в жизни не придется носить звериную шкуру.
— Я больше не страшусь ее, — откинув неровно стриженные волосы назад, гордо ответил граф.
— Вы хотите вернуть себе замок? Но титул отдан другому.
— Вы забываете, госпожа, что мне известно об этом. В западной башне я слышал назначенную плату за артефакт и не намерен оспаривать ваше решение. Все, чего я желаю, это выразить благодарность за оказанную мне услугу и, если позволите, просить у вас руки Сиенны.
— Сиенна сама решает, кому отдать свою руку, просить следует прямо у нее. И повторяю, граф,
