Минут через двадцать показался отец в звонких шлепанцах и в хорошем настроении.
Отец у меня человек очень разносторонний, у него есть все, что нужно для счастья, – семья, любимая работа, друзья и двадцать пять хобби, некоторые из которых весьма оригинальны. А как же? Время обычных хобби прошло, теперь каждый сам себе крысовод и собиратель лодочных моторов.
– На папайю налегаешь? – спросил отец. – Правильно. В ней полно калия, от него мозг работает. А в гуаве сплошные витамины.
– В гуаве сплошные витамины, – сказал я.
Гуава, как всегда, была хороша. Я, наверное, не устоял бы и выпил еще графинчик, но мама предупредила, что гуава имеет чудесный слабительный эффект, стоит немного переборщить и…
Пришлось взять себя в руки.
После завтрака отправился гулять. Из окна наметил ту высокую белую церковь, похожую на снежную сосульку, решил к ней сходить, посмотреть. Ну, еще куда сходить, без особого смысла, так, туда-сюда. В порт, тут, кажется, порт большой. И в эту Эль Моро стоит, правда, далеко, по карте вокруг бухты километров семь, наверное, но схожу. Мама еще на днях к Хемингуэю собирается, в дом-музей его имени, меня потащит, надо отбрыкиваться, не очень я Хемингуэя, лучше Эль Моро, место, где старый живодер Моро проворачивал свои нескромные опыты с элем и бабуинами.
Вышел из гостиницы. Таксисты прятались в тени соседнего дома, желтые машины поджаривались и воняли бензином и пластиком, слева возле стены на перевернутом ведре сидела Анна.
Без телефона.
Я ожидал, что встречу с утра ореховую женщину, но сегодня ее не было, наверное, она взяла выходной.
Анна сидела на опрокинутом ведре, вытянув ноги, и что-то записывала в блокнот карандашом, блокнот был в кожаной оплетке, а карандаш красный. И водолазка у Анны красная. А джинсы синие. Обычно я не смотрю, как кто одет, в голову не приходит, а тут ничего. В смысле, эта водолазка ей очень идет. Анне.
Вчера мы не договаривались, а она чего-то раз – и пришла. А если бы я не показался? Она бы что, до вечера тут сидела? Вряд ли, наверное, толстый негр-водопроводчик ее друг, или кузен, или внук стремянного, я вышел из бассейна, а он ей сразу позвонил, и она…
Район Мирамар далеко, не успела бы.
– Привет, – сказал я.
– Привет, – ответила Анна.
Все-таки она удивительно хорошо говорит по-русски. Без акцента. Это очень удобно, повторюсь. Удобно мы тут устроились, куда ни пойди – все к твоим услугам.
Интересно, о чем говорить с ней?
– Ну и как вы тут живете? – глупо спросил я.
– Хорошо.
– Ну да. А чем занимаетесь?
– Как все. Учимся. Купаться ездим. У нас тут пляж недалеко. Поедем?
– Сейчас?
– Нет, завтра. Поедем?
– Поедем.
Можно и искупаться, почему не искупаться?
Анна поднялась с ведра. Она была выше меня на полголовы, смотрела чуть сверху. Вообще кубинки загорелые, или просто смуглые, я успел заметить, но и белые есть, немного, но попадаются. Темненькие обычные такие девицы, как у нас, ну вот как Великанова, рекордсменка Реутова по избиению тритонов, или Семихатова, чемпионка нашей школы по красоте. А вот светленькие кубинки совсем непохожи. Вытянутые черты, длинные пальцы, тонкие запястья, действительно эльфятник на гастролях, нигде такого не встретишь.
– У вас тут забавно, – сказал я. – Все словно готовятся, ждут чего-то… Скоро праздник какой-то?
– Нет. Не скоро праздник.
– Странно. А вроде все готовятся.
– Готовятся?
– Ага.
Вот утренний сантехнический человек явно готовится и явно не знает что, лом или монтировка? Кувалда – выбор мастеров.
– У нас к Новому году за месяц начинают собираться, а тут такая же… атмосфера.
– Ни к чему здесь не готовятся, – Анна отвернулась. – К чему у нас можно готовиться?
– Не знаю. У нас полгода к лету готовятся, потом к зиме полгода. Все ждут чего-то, сначала Дед Мороза, потом Масленицу.
Какой-то пустой разговор. Но, с другой стороны, ничего удивительного, когда я поглядел в иллюминатор и не увидел Шотландии, я понял, что время предстоит наипустейшее.
– У нас всегда лето. Почти всегда.
– Ну да.
Непонятно, как с графинями общаться. Графини загадочны.
– Твоя мама сказала, что ты хочешь посмотреть город, – сказала Анна.
– Ну да. Вчера мы как-то… не все посмотрели.
– Да, еще много интересного.
– Площадь Революции. Далеко тут?
– Если гулять – минут сорок, – ответила Анна. – Если ехать, то десять.
– Давай лучше ехать, – сказал я. – Надо взять такси.
– Не надо такси, – Анна указала на красный мотоцикл.
Это был старинный мотоцикл без опознавательных знаков, как мне показалось, собранный из нескольких других мотоциклов. На руле висели два шлема, Анна надела один, другой протянула мне. Ей шлем очень шел, а мой оказался велик, так что пришлось выставить нижнюю челюсть, чтобы он не болтался. На мотоцикле я никогда не ездил, но оказалось, что это забавно. И приятно, в том смысле, что не жарко, ветер обдувает.
Мотоцикл трещал, в левую ногу передавалась вибрация от двигателя, Анна ехала не быстро, так что я успевал смотреть по сторонам. Я думал, она поедет по Малекону, но Анна свернула на параллельную улицу, так что смотреть тут было особо не на что, вокруг серели обычные многоэтажные дома. Потом Анна свернула влево, и мы оказались перед Университетом, а потом повернули направо, и места сразу стало много, Анна выкатила на площадь.
– Площадь Революции, – объявила Анна.
Мы наткнулись на воздух, которого здесь было много, я уже привык к тесноте и к тому, что воздух только у моря. И света больше в два раза. И башня. Анна затормозила напротив башни. Выдающаяся штука, жаль, что мы сюда не дошли вчера. Башню надо видеть. Зато сегодня доехали. Я хотел сфоткать на телефон, но подумал, что смысла в этом никакого, зачем мне собственная фотография, когда в любую секунду можно найти в Интернете, там полным-полно всего.
– Это мемориал Хосе Марти, – сказала Анна. – И самая большая площадь в мире.
Я хотел возразить, что самая большая в Китае, но не стал спорить, площадь на самом деле была выдающаяся. И место, явный пуп Земли, где прекрасно видно, что планета круглая, лишь изредка гвозди вколочены. Вот вроде этой башни.
Сама башня ничего, уступчатая, похожая на… Ну, сразу так не придумать, в Европе таких архитектур я не видел. Шпиль из белого камня, как и сам Хосе Марти, сидящий у подножия своей башни, усатый печальный дядька из белого камня. Башня улетала в небо, на верхней площадке бахромой чернели непонятные точки.
– Чувствуется размах, – оценил я. – И архитектура такая… Современная. На Око Саурона похоже.
– Да, все говорят, – сказала Анна. – Ее еще при Батисте построили. Шестьдесят с лишним лет назад, еще до Революции.
– Что?
– До Революции еще, – пояснила Анна. – Батиста хотел, чтобы оттуда был
