Аламар не впечатлял. Может, восемнадцать лет назад он выглядел привлекательнее, но не сейчас. Хотя, наверное, привлекательнее он выглядел сорок лет назад, когда строился и готовился к радостному будущему. Сейчас похож на сарайный городок. Пяти- и шестиэтажные дома раньше явно были белого цвета, сейчас посерели, порыжели, а кое-где проросли черными пятнами плесени. Жара и влажность поработали над застройкой, но местные поработали еще больше – к каждому дому пристроили жестяные гаражи, дощатые сараи, непонятные строения из фанеры. Целых окон мало осталось, но жители поменяли их на решетчатые деревянные жалюзи. Газоны между домами оказались вытоптанными до красноты, на некоторых зеленели свежие огороды, на других играли в футбол дети. Лениво так, в охотку, у нас так не играют, у нас футбол – война.
– Очаровательное местечко, – сказала мама. – Магазин два раза направо.
Она сделала направо первый раз.
Хотя кое-где дома выглядели неплохо, кое-где их даже подкрасили бордовым.
Мама сделала направо второй раз.
Лучше бы они не подкрашивали дома бордовым. Сезон дождей, все такое, стены потекли небольшим таким сайлент хиллом.
– Я так и знала! – мама просигналила. – Все на месте! Смотри!
Больше всего магазин напоминал КПП Кантемировской дивизии. Первый этаж из тяжелых бетонных блоков, второй надстроен неровными пеноблоками, проложенными серым цементом. Капонира с башней от БМД нет, но, не исключено, раньше он имелся.
Мама припарковала BMW возле удивительно самодельного автомобиля, построенного, как мне показалось, из телеги и лодочного мотора. В телеге спал местный человек в красной футболке.
– Ну вот и приехали, – мама с энтузиазмом вылезла из машины.
И я вылез.
Местный человек услышал нас и, не вылезая из мототелеги, стал предлагать сигары, кофе с фабрики, бусы из раковин и экскурсию вдоль океана. Не очень усиленно он это делал, так, на отвяжись.
В магазине торговали хлебом, сухим молоком в жестяных банках, джемом в стеклянных банках, макаронами, рисом, пивом. И мороженым. Для мороженого отводились два больших прозрачных ларя, мама направилась сразу к ним. Толстая продавщица за прилавком нами не заинтересовалась, читала газету, я хотел пить, купил полтора литра за один кук, мама очнулась от созерцания и отправила меня к машине за холодильником. Местный человек снова предложил мне сигары, бусы и экскурсию к самому большому баобабу на острове.
Когда я вернулся с холодильником в магазин, мама с выбором определилась. То есть она достала из ларя по две порции каждого сорта и теперь считала, сколько денег, оказалось, что мороженого мама набрала почти на тридцать долларов. Продавщица равнодушно приняла бумажные конвертируемые песо, отсыпала горкой блестящей сдачи, вернулась к газете. Я складывал мороженое в переносной холодильник, думал, что хватит на неделю теперь. Мама была довольна и утверждала, что ничуть не изменилась даже упаковка. Продавщица читала.
В магазин заглянул высокий парень с сумкой через плечо, стал покупать рис. Уши у него были так себе, не очень, у парня проблемы с почками. Продавщица взвешивала рис алюминиевым совком, сорила по прилавку, сгребала ладонью и подсыпала обратно в мешок. Вдруг она замерла и уставилась на радиоприемник, рис просыпался по прилавку и тонкой струйкой с цоканьем побежал на пол. По радио передавали, кажется, новости, то ли про погоду, то ли империализм проклинали, возможно, и то и другое, возможно, империализм испортил погоду, распылил над Флоридой пять самолетов йодида серебра, и теперь к Гаване приближается обширный грозовой фронт, но силы обороны на страже, во всеоружии и ждут.
Парень тоже забыл про покупки и смотрел на приемник. Я закрыл холодильник крышкой, и мы удалились из магазина. Местный человек на телеге предложил кофе и сигары, и еще что-то добавил, присвистнув. Мама сказала ему спасибо. Небо над морем было чисто, никаких туч, никаких щупалец. Одно мороженое я оставил, прикладывал к руке, чтобы не так сильно чесалось.
Мы забрались в машину, я думал, поедем обратно в город, но мы свернули к морю, тут к морю удобно, каждая улочка к морю.
– Глупо есть мороженое в номере, – пояснила мама. – Или на скамейке на Прадо. Тут рядом чудесный вид.
Я против ничего не имел.
Выбрались на объездную дорогу, идущую по окраине Аламара ровно между тропическими хрущевками и морем. Съехали на проселок, припарковались в пыли возле кактуса. Стали есть мороженое. Если честно, у меня язык уже на втором отмерз, я мороженого не любитель. Но хорошее мороженое. Некоторое, похоже, действительно из сливок. Карамельный вкус присутствует. Фруктовый вкус. Кисленькое. Апельсиновое попалось. На пятом я перестал их различать, а мама перепробовала все, под чудесный вид мороженое действительно пробовалось хорошо.
– Да, – сказала она. – Ты проиграл. Мороженое точно такое же, как раньше. Ничуть не изменилось. С тебя пятнадцать тысяч долларов.
– Ладно, – махнул я рукой. – Только ногти постригу.
Мама стала пробовать мороженое по второму кругу, а я убрал свое в холодильник, потом съем, в одиночестве. Если в одиночестве посмотреть налево, видно Гавану, если посмотреть направо и хоть чуть прищуриться, заметишь пляж, наверное, тот, на котором с Анной купались, там, где невезучие японцы, Санта-Мария.
Из-за моря подул ветер, разобрал на дельфины волны у плоских черных скал, до нас долетало немного соли, мама не удержалась.
– Запомни, – сказала мама. – Мороженое с солью – это вкус Кубы. Больше такого не встретишь.
– Ага, – сказал я.
– Мороженое с солью – это тебе не мороженое с какой-то селедкой, которой перед сном обжирается твоя Великанова. Это…
Ветерок сделался сильней, стал швыряться брызгами покрупнее, маме попало в глаз, отчего она скатилась в панику и вылила в этот глаз всю недопитую мной воду. Это ей за Великанову прилетело, Великанова не прощает обид.
Частично восстановив зрение, мама молча вернулась за руль, и мы поехали обратно в Гавану. Я открыл крышку холодильника, вытащил ледяной магазин и стал примораживать блямбу на руке. Щипало. Глаз у мамы раскраснелся и распух, мама выглядела устрашающе. Возле дороги стоял человек в сомбреро, продавал коричневую бурду в бутылках и пласты вишневого гуавового джема, который продают в Гаване на каждом углу. Мама остановилась, въехав правыми колесами в землю. BMW затрещал абээсом, пыль нагнала нас и тут же осела, хлопнув в затылок жеваной перчаткой, я закашлялся.
– Это надо попробовать, – мама указала на гуавовый джем. – Это обязательно надо попробовать.
– Можно купить дома, – сказал я.
Но мама заявила, что дома свежей гуавы не сыскать, хоть сотрись – там, возле отеля, лежалая гуава, лишь бы туристам впарить, не то что здесь, да и не гуава вовсе, а чурчхелла какая, ну, или желе из гнилых бананов. Поэтому мы купили у гуавного человека гуавового джема, две длинных толстых полосы. Пробовать я не стал, это, наверное, потом и с чаем.
– В ней много витаминов, – заверила мама. – Больше,
