- А вдруг он не появится?.. - неожиданно спросил Скайси, озвучив мысль, от которой Адонаш упорно отмахивался.
- Тогда мы просто уйдем... - ответил он. Сделать сложнее, чем сказать, особенно, если не умеешь перемещаться.
Адонаш твердым шагом направился к лавке в центре первого ряда, и занял место для себя и монаха, оттеснив без труда, - от боевого Мастера шарахались, - умостившихся там богатых селян.
Когда все расселись, двое крайних с боков Рыцаря Очищения одновременно поднялись, вытянули из-за пояса небольшие рожки и затрубили.
Под гул презрительных возгласов в зал ввели Асию. Она шаталась от истощения, от нее уж и в самом деле остались одни кости.
- Тут уже и судить нечего... - пробормотал Адонаш.
Скорее тень, чем женщина, хлопала огромными глазами, непонимающе озираясь по сторонам. Адонаш заметил, что под железными оковами на запястьях намотан слой ткани, но это не для облегчения участи подсудимой, а потому, что браслеты соскальзывали с неестественно худых рук.
Божен истребитель поднялся. Двое слуг, с величайшим трепетом, торжественно внесли в комнату цилиндрический серебряный сосуд футов десять в обхвате, украшенный золотым орнаментом, они поставили его перед князем, тот поднял руку.
- Потушите всякий факел, и всякую свечу!..
Многочисленная челядь тут же выполнила приказ князя, и в Обители воцарилась полная тьма. Адонаш выругался - он такого не любил. Вдруг эта мгла рассеялась, в глаза ударил свет, многократно превосходивший силой все вместе взятые, горевшие до этого факелы и свечи. В зале стало светло, как днем. Проморгавшись, Адонаш увидел огромный сияющий шар, вышедший из сосуда и поднявшийся к потолку над головой князя. Зрители ахнули. "Откуда у него такой огромный тарийский светильник - творение Огненосца?.." - думал ослепленный Адонаш.
- Да начнется суд! - объявил Божен.
- Да начнется суд!.. - вторили ему Рыцари Очищения.
- Женщина эта обвиняется в пособничестве силам тьмы, в связи с порождениями зла, и в совершении всяческих преступлений по их указаниям, - провозгласил алоголовый "шершень" громовым своим басом. - Суд над ней будет краток и справедлив по воле Мастера Судеб! Призываю всех свидетелей преступлений этой женщины не умалчивать об оных, а объявить их во всеуслышание! Призываю вас, свидетельствующих здесь, не скрывать правду, как бы ужасна она не была. Истиной исцелим мы наши сердца! Истиной очистим наши поселения от зла!
Адонаш зевнул, и этот его жест неуважения не остался незамеченным Пийклом, тот злобно и многообещающе на него зыркнул.
Дальше последовало то, что не укладывалось в голову человека со здравым рассудком. Адонаш уже сомневался, что Асия здесь единственная сумасшедшая. Мужчины и женщины, чуть ли не с пеной у рта, с совершенно искренними, горящими фанатичным огнем, глазами, рассказывали, как они видели Асию, сосущую кровь у новорожденных, убивающую скотину для жертвоприношения каким-то неведомым богам, обмазывающуюся кровью животных и бродящую так в обнаженном виде по деревне. Оказалось, что эта худущая тень приходила по ночам к деревенским мужикам, соблазняя их лечь с ней и таким образом предать огонь жизни. Она поджигала стога сена, заготовленные на зиму, портила вино, мочась туда, ела исключительно кошек. Ежедневно уходила в лес, чтобы "покувыркаться" со смаргами. Поносила князя Божена последними словами. А когда у нее выпадала минутка, свободная от вышеописанных пакостей, она накладывала на людей страшные проклятия и порчу. Из-за нее у пекаря сгорел сарай, из-за нее же умер девяностолетний дед Мивих, хотя все его родичи доживали до девяносто пяти, она виновна в смерти пастушка, упавшего со скалы, и в том, что у мясника пало шесть голов коров, приготовленных к забою.
Преступлений ее было не счесть, ей во всем потакал ее отец - сапожник, он же и покрывал большинство ее злодеяний. Но самое страшное, чем занималась ведьма - она приманивала всяческих чудовищ в деревню. Слизень приходил каждую осень только потому, что в деревне была подобная ей. Смарги практически окружили Низинку и уже выглядывали из-за частокола, кафтайфами деревня просто кишела, едва заходило солнца. А кроме всего прочего, именно Асия призвала Синюю смерть, которая забрала немало низинцев, и чужеземцев, в том числе и знаменитого барда Астри Масэнэсса.
Адонаш сердито хмыкнул, услышав про Масэнэсса. Джая все не было... Поток нелепых обвинений, больше похожих на пьяные байки, истощался. Ведьмины проделки, которые поначалу пестрили разнообразием в устах свидетелей, стали повторяться. И алоголовый Рыцарь решил, что чаша грехов Асии полна.
Он отослал последнего обвинителя, поднял правую руку и провозгласил:
- Ты, Асия, признаешься ли в совершении всех этих преступлений?
Асия молчала и даже не плакала, она не понимала, что происходит... наверное, к своему счастью, и не знала, что ее ждет... Джая не было...
- Ведьма молчит! - сказал алоголовый. - Она не желает возвысить голос и произнести хотя бы одно правдивое слово! Так пусть и умрет во лжи!
- Пусть умрет!
- Смерть ведьме!
- Смерть той, кто предала огонь жизни!
- Пусть потухнет ее огонь!
Все двадцать Рыцарей Очищения высказали что-то в этом роде вслед за ведущим, и слово перешло к князю Божену. Алоголовый был наполовину прав: суд над Асией оказался краток, но на счет справедливости...
Скайси держался все время, пока селяне обвиняли дочку сапожника, единственный раз, при упоминании смерти Астри Масэнэсса, он выкрикнул, что это неправда, хотел кричать что-то еще, но Адонаш наступил ему на ногу, и тот заткнулся. Сейчас монах пыхтел и ерзал на деревянной лавке, готовый вот-вот взорваться. Адонаш обернулся к нему:
- Успокойся. Не заставляй меня завязывать тебе рот. Молчи, что бы ни присудили.
А приговор был однозначен. В защиту ведьмы никто не выступил, так как никто и не вызывал свидетелей защиты.
Божен
