— Это точно, что у номера четыреста тридцать пять не было никаких документов? — бубнит мужской, властный голос.
— Нет, ничего не имелось, — отвечает женский голос, деловой, спокойный, с легкой хрипотцой (когда-то я обожал такую вот чувственную хрипотцу!).
— А в картотеке пропавших без вести проверили? Его никто не разыскивает?
— Директор Рандольфи заявил, что все было проверено. На это у них было два дня. Впрочем, и без проверки видно, что это законченный алкоголик.
Шаги приближаются еще больше, разговаривающие находятся рядом со мной. Голоса делаются тише.
— Спит?
— Как ангелочек. Можно сказать, ангельский пациент.
— Но состояние, я вижу, довольно паршивое.
— Это только на первый взгляд, синьор доктор. ЭКГ замечательная. Давление лишь чуточку повышенное. Сердце тридцатилетнего мужчины. Почки, судя по анализам, тоже.
— Прекрасно, Моника. Сделай еще послойный УЗИ, все по очереди: печень, поджелудочная, селезенка, ну и почки. Сколько ему может быть лет?
— Хромосомный анализ говорит, что сорок с лишним.
— Довольно старый.
— Молодые бывают намного худшими донорами. Помните, пару недель назад привезли двоих подростков. И что? Оказалось, что абсолютные анатомические отбросы. Потроха как у стариков. К тому же, оба серопозитивные.
— Будем надеяться, что этот ничего не подцепил.
— Я отослала кровь в лабораторию, вскоре будет ответ на ВИЧ и на реакцию Вассермана.
— Хотелось, чтобы на завтра был весь комплект данных… — Небольшая пауза. — Ты что-то заметила, детка?
— Мне кажется, он просыпается.
— Так вколи ему усиленную дозу снотворного. Не люблю я, когда доноры просыпаются перед операцией. Что ни говори, они ведь люди.
Более тяжелая обувь удалилась. Я услышал шелест. Кто-то поправлял ткань, которой я был прикрыт. Снова я попробовал пошевелиться, но не мог. Мои ноги, руки и голова были весьма тщательно закреплены к основанию. Гипс? Нет, что-то более эластичное. Признаюсь, я был весьма обеспокоен собственным статусом. Говоря по правде, относились ко мне деликатно, мне было тепло, все же интуиция подсказывала, что моей ситуации не позавидуешь. Раз у меня ничего не болело, тогда зачем меня приковали к кровати, почему мне завязали глаза, зачем меня усыпили, а теперь собирались усыпить еще и повторно. Я пытался подать голос. Дева Мария, мне заклеили рот чем-то липки. Но женщина, похоже, заметила мое шевеление.
— Спокойно, бедняжка, это уже недолго… — в ее голосе прозвучал сочувственный тон. — Боже мой, а ведь тебя до сих пор даже порядочно не помыли! — Она подняла голос: — Кларетта! — Раздался быстрый стук совершенно других туфелек. — Нам следует привести его в порядок. Но вначале он должен снова заснуть.
— Вот шприц, сестра, — отозвалась вторая женщина.
Я почувствовал прикосновение тонких пальцев к плечу, потом укол и онемение, расходящееся по всему телу.
Тут же у меня с глаз сняли повязку. Я прищурил веки, так глаза были поражены интенсивной яркостью света. Я почувствовал осторожные прикосновения губки, стирающей у меня с лица грязь и свернувшуюся кровь. Осторожно открывая глаза, я заметил симпатичную мордашку блондинки со слегка курносым носиком.
— Черт подери… — в голосе женщины прозвучало неожиданное удивление. — Только ведь это, наверное, невозможно.
— Что случилось? Тебе помочь, Моника…? — спросила сбоку женщина по имени Кларетта.
— Нет, нет. Я и сама справлюсь! — Свет исчез. Вновь мое лицо покрыла ткань. Нк знаю, почему, но я съежился в ожидании боли. Мне хотелось вопить, но я не мог, из горла издавалось какое-то невнятное бульканье…
— Зачем же я тебя усыпила, нам ведь нужно переговорить, потому что если ты… — услышал я шепот Моники. — О, знаю, я сделаю тебе инъекцию кофеина. Это должно притормозить действие люминокса.
Снова укол, более слабый. А может, просто усыпляющее средство уже начало действовать. Образы расползались, звуки я слышал с эхо, словно бы доносящиеся из пещеры…
Тут возвратился тип, которого называли доктором.
— В первую очередь мне будут нужны анализы печени. В Иоганнесбурге уже ждут с операцией. Сердце, в свою очередь, утром полетит в Тель-Авив. Да, кстати. А пациент был обрезанным?
— Нет.
— Жаль, тогда цена была бы выше…
— В протоколе вскрытия трупа я могу записать, что был.
— А вы, Моника, быстро учитесь. Сколько это вы у нас?
— Два месяца.
— А перед тем?
— Проходила хирургическую стажировку в Вероне. Но тут у них случилось сокращение штатов… Должностей не было даже для женщин-добровольцев. Тут я увидала ваше объявление и послала свое резюме с рекомендациями.
— Так что там с анализами крови?
— Мне должны выслать на электронную почту. Сейчас сяду за компьютер. Вот только…
— Слушаю.
— Его личность и вправду не установлена?
— Вы сомневаетесь в решениях доктора Рандольфи? Если бы имелись какие-либо сомнения, его не поставили бы в линейку приоритетов. Или вы его когда-то видели?
— Ни разу в жизни, — открестилась девушка, возможно, уж слишком быстро.
И тут я потерял сознание. Но, похоже, ненадолго. Очнулся я, чувствуя надвигающуюся волну рвоты. Мелочевка! Вы когда-нибудь блевали с кляпом во рту? Приятного мало. Я чувствовал, что мне нечем дышать, что в любой момент задохнусь. Похоже, Моника заметила мою отчаянную борьбу. Одним движением она сорвала со рта клейкую ленту. Рвота выплеснулась фонтаном.
— Прошу прощения, — выдавил из себя я.
— Ничего страшного. Мне следовало предусмотреть реакцию на противоядие.
— Где я нахожусь?
— А может лучше я начну с вопросов… — на мгновение девушка замялась. — Это ты тот, кого разыскивают?
Я перебил Монику:
— Понятия не имею, кого разыскивают!
— Но ведь тебя зовут Аль…
— Аль. Иногда меня называли и так. Хотя сам я предпочитал не сокращение, а полное имя: Альфредо.
— Ладно, не время препираться, Альдо…
— Альдо?
— Вот уже неделю все только и говорят о твоем исчезновении. Средства массовой информации, Интерпол… Обещают крупную награду. Как я поняла, эти идиоты из речной полиции приняли тебя за бездомного бродягу. Следует признать, выглядел ты не самым лучшим образом… Вот только я не пойму, почему не применили обычных процедур по проверке. Директор тебя даже не осмотрел.
Я не понимал и половины слов, произносимых девушкой. Но до
