– Какой есть, – хорохорился Дадди.
– Не пристало разумной материи делать такие глупости, – осуждающе констатировали голоса. – Не для того предыдущие виды продирались по эволюционной лестнице.
– При чём здесь другие виды? – возмущался Дадди. – Это моё собственное решение!
– Это ты думаешь, что собственное, – возражали голоса. – На самом деле, и ты, и Марина – песчинки больших процессов. Это внешняя экспансия вида. Молодое поколение разведчиков. Но здесь, сейчас, ты перехлестнул, Дадди. Не стоило так рисковать. Да и не оценят ваш подвиг. Хотя причину гибели поймут. Глупая мальчишеская выходка! Много ли ума надо, чтобы «пикирнуть» в звезду-гигант? Совсем даже не надо. Да и солнцелёт мог быть гораздо попримитивней.
– Много вы понимаете, – бурчал Дадди.
– А что тут особо понимать? – грубили голоса.
Дадди молчал. Обиженно тыкал пальцами в уши.
И голоса стихали.
* * *Он боролся с галлюцинациями как мог. Лучший метод сражения с вышедшим из-под контроля сознанием – медикаментозный. Однако ему следовало не восседать посреди отсека заторможенной куклой, а активно следить за изменяющейся обстановкой. То есть нести боевое дежурство. Это когда вроде бы ничего не делаешь, и тем не менее в любой миг готов совершать подвиг. Достаточно утомительное состояние, если относиться к нему серьёзно. Ну а когда галлюцинации уже атакуют, бессмысленное напряжение нервов им только на руку. И значит, сознание требуется отвлекать, держать его нить наведённой на что-нибудь умное. Например, с периодичностью в час перепроверять расчёты. Но ещё есть и подсознание. А вот его следует загружать по-другому. И поскольку оно заведует всякими простыми вещами, то тут самый удачный метод – тяжёлая физическая работа. И лучше не слишком монотонная.
Однако и с тем и с другим планом на «Мушкетёре» не разгуляешься. После первичных расчётов проверка и перепроверка с внесением новых данных об ускорениях и «ветровых» потоках производятся автоматически. «Желаете взглянуть, шеф? Вот, пожалуйста». Любуемся в экран. «Вот вам двухмерный, а вот и трёхмерный график скольжения, после изменения ракурса паруса. Вот приращение скорости, а вот добавочка за счёт гравитационного ускорения». Всё красиво, наглядно и траекторно выверено. Да хоть в замедленной мультипликации – всё равно минуты на изучение. Чем занимать сознание в остальное время? Зубрёжкой эсперанто «шестнадцать»?
Насчёт занятости подсознания – не лучше. «Мушкетёр» летит не на дровах, так что рубить-колоть ничего не требуется. Можно, конечно, увлечься гимнастикой. Но, во-первых, сколько раз нужно присесть в невесомости, пока устанешь? А во-вторых, когда валишься в бесконечный охват хромосферы и вероятность удачного завершения спасительного манёвра высвечивается цифрой с двумя нулями после запятой, как-то не слишком тянет укреплять голени. Однако у моторных функций организма имеется добавочная нагрузка в виде сражения с перегревом, смахивания со лба пота и размежевания век в борьбе с сонливостью.
Тем не менее этого недостаточно. Где-то там, под черепной крышкой, происходят замыкания.
* * *– Кто вы такие, чёрт побери? – сказал им однажды выведенный из себя недосыпанием и жарой Дадди.
– Арктурианцы, понятное дело. Кто же ещё? – ответили ему голоса и даже чуть слышно хохотнули при этом.
– Арктурианцы? – повторил, а может быть, переспросил Дадди.
– Ну да, не с Веги же мы явились, чтобы с тобой поболтать.
– Наверное, не с Веги. Правда, я подозреваю, откуда, но…
– Снова думаешь, что из твоей головы?
– Ах да, вы читаете мысли. Я как-то запамятовал.
– Естественно, читаем. Хотя вначале это была просто забава – дешифровка.
– Странно, зачем нужна дешифровка? – критиковал Дадди неразумное подсознание. – Мои собственные «галюники» вроде бы обязаны понимать мои же мысли без всякой раскодировки.
– Ну а нас это заинтересовало, как видишь.
– Да ничего я не вижу!
– Тебе что, Дадди, ещё и видеообразы создать, да?
– А что, создайте!
– Можно, но ты их вряд ли усвоишь. Видишь ли, нам непривычно воспринимать окружающий тебе мир на твой манер. Скорее всего, рассогласование будет очень большим. Твой молекулярный мыслительный инструмент может не выдержать дополнительной нагрузки, он и так в режиме стресса.
– Но голоса-то получились?
– С голосами проще. Ведь слова – это как бы значки, и на основе них ты создаешь собственные образы. К тому же у нас тут не лучшие условия для связи.
– Арктур мешает?
– Да нет. У нас ведь не радиосвязь – звёздная корона ни при чём. Как раз внутри Арктура было бы лучше.
– Ага, предлагаете нырнуть? – наконец-то раскусывал Дадди хитрость подсознания. – Не надейтесь.
– Ни в коем случае, – возражали голоса. – В той среде ты не сможешь существовать.
– Ух ты, какое открытие! А я-то думал!.. – издевался далее торжествующий космический волк Дадди.
– Мы поняли, ты сейчас не расположен общаться. Тогда отдыхай. Мы подождём, – стихали голоса.
– И не надейтесь! – кричал вслед голосам Дадди. – Я в клуб самоубийц не записывался!
Но его невидимые собеседники таяли.
* * *А Марина всё настойчивее требует освободить её.
– Что тебе стоит? – спрашивает она, посмеиваясь. – Боишься, что ли?
– Чего? – интересуется Дадди, холодея и уже догадываясь.
– А вот того, – хитро прищуривается она через лёд. – Того, что реанимационный режим невозможен.
– Глупости, – достаточно убеждённо парирует Дадди. – Лампочка горит – аппаратура исправна.
– Лампочка! – глухо хохочет Марина, ибо лёд всё-таки мешает нормальному звукопрохождению. – Нашёл аргумент. Может, она замкнута в цепь просто так. А на самом деле я уже не совсем жива.
– Успокойся, Мари, – убеждённость Дадди куда-то проваливается. – Конечно, ты не совсем жива – ты же в морозильнике. Потом, когда оттаешь…
– Вот и включи! – командует Марина всё ещё узнаваемым голосом.
– Нет, нельзя, – Дадди машет головой и проверяет застёжки кресельного ремня. – Пока ещё нельзя.
– Ты что, меня не любишь? – Женский голос странно вибрирует.
– Нет, правда, не могу, отключение поставлено на закодированный запор, – выныривает из памяти неотразимый аргумент.
– И что? Разве кодировку делал не ты? – Ледяной параллелепипед начинает трескаться от истерического хохота.
– Нет, не могу! – Дадди затыкает уши и прикрывает веки – там внутри хохочет что-то незнакомое, может, даже нечеловеческое.
Солнцелёт раскачивается в такт этому хохоту. Надо держаться руками за подлокотники – помогать ремням, однако и уши требуется затыкать постоянно. Дилемма.
Надо было загодя облачиться в скафандр, догадывается Дадди. Может, ещё не поздно? Он судорожно отстёгивает ремни. Испуганно замечает, что ужасный смех становится тише.
Он вдруг спохватывается. Мысль с надеванием скафандра – это просто трюк. Повод, чтобы заставить его отстегнуть страхующие от ошибки привязи.
И тогда корабль опрокидывается. Ледяная глыба срывается с креплений и трескается. Оттуда выдавливаются холодные, беловатые пальцы. Они напрягаются…
* * *Иногда ему снова казалось, что он беседует. Точнее, слушает, лишь по мере надобности задаёт вопросы. На них отвечали или не отвечали. А может быть, всегда и чистосердечно поясняли что-то в ответ, да только он не мог уловить смысл. Это немудрено, если только он действительно общался со столь экзотической формой разумного существования.
– Разве в природе может появиться звёздная форма жизни? – спрашивал Дадди, сразу чувствуя, что уж этим вопросом попал в
