— Спасибо, — поблагодарил я. — Так кто вы такие? Аварийная спасательная команда?
— Думаю, ты знаешь, кто мы такие, — ответил высокий. — Вопрос в том, кто ты такой, черт побери?
Я встал и протянул руку, решив представиться, но парочка тут же отступила на шаг. У высокого в руке появился бластер — я даже не заметил, как он его доставал. И внезапно многое прояснилось.
— Да вы пираты, — сказал я.
— Мы — подполье Венеры, — возразил он. — Нам не очень–то нравится слово «пираты». А теперь, если ты не против, у меня есть вопрос, и я очень хочу услышать на него ответ. Кто ты такой, черт побери?
И я ему рассказал.
Первый пират начал снимать шлем, но высокий его остановил.
— Останемся в масках, — сказал он. — Пока не поймем, что он не опасен.
Высокий пират сообщил, что его зовут Эстебан Джарамилло, а того, что пониже, — Эстебан Франциско. Я подумал, что с Эстебанами намечается перебор, и решил называть одного Джарамилло, а другого Франциско.
От них я узнал, что далеко не все считают Венеру раем. По мнению некоторых независимых городов, клан Нордвальд–Грюнбаумов идет прямой дорогой к диктатуре.
— Они уже владеют половиной Венеры, но этого им, видите ли, мало, — рассказал Джарамилло. — Они омерзительно богаты, но недостаточно омерзительно богаты, и их бесит сама мысль о том, что в небесах летают свободные города, которые не присягнули им на верность и не платят их проклятые налоги. И они пойдут на все, чтобы раздавить нас. А мы? Мы всего лишь отвечаем на их удары.
Я был бы более расположен согласиться с его точкой зрения, если бы избавился от неприятного чувства, что меня только что похитили. Мне совершенно невероятно повезло, что их корабль оказался в нужное время в нужном месте и подхватил меня, когда каяк развалился. Я не верил, что такое везение возможно. А они даже не удосужились ответить, когда я спросил о возвращении в Гипатию. Было совершенно ясно, что летим мы не обратно к этому городу.
Я дал слово, что не стану сопротивляться или пытаться сбежать — а куда мне было бежать? — и они его приняли. Поняв, что я не тот, кого они рассчитывали захватить, ребята стали гораздо откровеннее.
В этом маленьком корабле их было трое: два Эстебана и пилот, с которым меня не познакомили. Он не удосужился обернуться и поздороваться, и я видел лишь затылок его шлема. Сам корабль они называли «манта». То была странная конструкция: отчасти самолет, отчасти дирижабль, а отчасти подлодка. Когда я дал слово, что не попытаюсь бежать, мне позволили смотреть в иллюминаторы, но снаружи была видна лишь светящаяся золотистая дымка.
— Манта постоянно летит ниже слоя облаков, — пояснил Джарамилло. — Так мы остаемся невидимыми.
— Невидимыми для кого? — спросил я.
Мне не ответили. Вопрос в любом случае был глупым — я и сам прекрасно мог догадаться, от кого они прячутся.
— А как насчет радаров?
Эстебан взглянул на Эстебана, затем на меня.
— У нас есть средства, чтобы справиться с радарами, — сказал он. — Давай на этом и остановимся, а ты не задавай вопросов, которые, как сам понимаешь, задавать не следует.
Похоже, они куда–то направлялись: через некоторое время манта пробила облачный слой и поднялась в прозрачный воздух над ним. Я прижался к иллюминатору, пытаясь что–либо разглядеть. Небесные ландшафты Венеры меня все еще восхищали. Мы неслись над самыми облаками, готовые, как я догадывался, нырнуть в них, если появятся наблюдатели. Из–за сплошных облаков было невозможно сказать, какой путь мы проделали — всего несколько лиг или обогнули половину планеты. Я не увидел летающего города, но разглядел в отдалении толстую торпеду дирижабля. Пилот тоже его заметил, потому что мы развернулись и медленно приблизились, сбрасывая скорость, пока дирижабль не оказался у нас над головами. Корпус вздрогнул от внезапного толчка, затем послышались лязг и потрескивание.
— Мягкий док, — прокомментировал Джарамилло.
Через секунду что–то снова лязгнуло, а нос корабля неожиданно задрался.
— Жесткий док.
Эстебаны немного расслабились, а кабинку наполнили вой и громыхание — нас втаскивали лебедкой внутрь дирижабля.
Минут через десять мы остановились в огромном пространстве. Я понял, что манту подняли в промежуток между оболочками газовых камер. Там нас встретили шестеро.
— Извини, — сказал Джарамилло, — но тебя сейчас надо ослепить. Ничего личного.
— Ослепить?
Вообще–то, это была хорошая новость. Если бы они не собирались меня отпускать, их бы не волновало, что я увижу.
Джарамилло держал мою голову ровно, пока Франциско закрывал мне глаза выпуклыми половинками очков. Они оказались на удивление удобными. Не знаю, что удерживало их на коже, но очки были такими легкими, что я их едва ощущал. Янтарный оттенок стекол был еле заметен. Убедившись, что очки сидят надежно, Франциско четыре раза кончиком пальца постучал по ним сбоку. С каждым щелчком мир становился темнее, а после пятого и вовсе стал чернильно–черным. Я задумался, для чего солнечным очкам нужна настройка на полную темноту. А потом и сам ответил на этот вопрос: она пригодится тем, кто работает с электронно–лучевой сваркой. Очень удобно, решил я. А хватит ли у меня наглости попросить такие же, когда меня будут отпускать?
— Уверен, тебе достанет ума не регулировать прозрачность, — сказал кто–то из Эстебанов.
Меня вывели из люка манты, провели через ангар и усадили.
— Это и есть
