– Значит, заклинать его бесполезно? – растерянно спросила Рита.
– Всё равно что заклинать утюг, – Муха усмехнулся. – Вы здорово влипли.
– Как же эти, как их там, к нему обращаются, если нет имени? – домогалась Рита.
– Язык команд – Старший Язык. Слышит Старший Язык – выполняет команды. Сам знает сто пятьдесят четыре фразы и по двести сорок слов из десяти языков. Может комбинировать, но не очень хорошо. Я же говорю – новая модель, неотлаженная. Отлаживают и совершенствуют здесь. Хорошая среда – есть выплески дурных эмоций.
– Ты же сказал, что у тебя отсутствуют категории добра и зла, – напомнил ему Муха. – Как же ты знаешь, что эмоции дурные?
– Не имею эмоций, но имею разум. Если эта модель пользуется эмоциями, то эмоции по определению не могут быть хорошими. Сам отличить не могу, но делаю вывод.
– А блоки почему сгорели?
– Старший Язык… он… он не для употребления… Для понимания. Служебное устройство не выдерживает напряжения.
– Ты знал это? – удивился я.
– Знал.
– Как же ты додумался командовать на Старшем Языке? – спросили мы его. – Ты же за гранью добра и зла!
– Муха мой хозяин. Хозяина нужно выручать, – ответил симбионт. – Функция помощи встроена.
– Так помощь – это же добро! – вмешался Дед.
– Помощь – это функция. У меня она есть. У иных – нет.
Провалиться мне на этом месте – в ровном тоненьком голоске нашего симбионта была издёвка. И Дед её уловил.
– Орлы, у вас разве ко мне есть претензии? – спросил он.
– Никаких претензий, – чуть ли не хором ответили мы с Мухой.
– Он отступил, – сказала Рита. – Он не ушёл, он только отступил. Он ещё немало гадостей придумает, прежде чем отцепится от латтонского языка. Парни…
– Что? – спросил Дед.
– Вы нас не бросите? Нас всего пятеро, парни. Если Боро выживет – то пять… У вас есть Россия, а у нас?..
– И у вас есть Россия, – ответил Дед. – Вы двадцать лет стояли к России задом, к Европе – передом. Может, пора поменять позицию?
– Нет, у нас только Латтония. Нам бежать некуда, – сказал Тимофей.
– Молчи, – велела ему Рита. – Гость…
– Я четыре года Гость. А тут я все эти двадцать лет. Вы только потому перешли на русский, что плохо знаете английский, – ответил я ей. – Ты классная девчонка, я всё понимаю, но… если вдруг всё образуется и мы прогоним эту нечисть окончательно… мы больше не будем вам нужны. И я тебе не буду нужен. Мы это уже проходили.
– Мы не верим и, наверно, уже никогда не поверим друг другу, – добавил Дед. – Ты уж прости нас, Тимофей, но мы никогда не сможем забыть, что ты латтонец. Ты свой в доску, но ты латтонец. И если парочка других латтонцев скажет тебе, что ты плохой латтонец, ты сделаешь всё, чтобы они тебя признали хорошим латтонцем.
– Да, это так, – вместо Тимофея признался Швед. – Нас хорошо поссорили. Профессионально поссорили.
– Но, может быть, ещё можно что-то поправить? – спросил Тимофей. – Я… я готов…
– Вы столько раз требовали от нас покаяния! Сами бы хоть извинились за то, что двадцать лет нас гнобили! Вам ведь это даже в головы не приходит! – упрекнул Дед. – Тимофей, не извиняйся. Ты – это ты…
– Мы сделали всё, что могли, – сказал я. – Муха, забирай симбионта.
– Да, мы сделали всё, что могли, – согласился Муха. – А теперь пускай сами разбираются.
– А что мы можем?! – вдруг заорал Тимофей. – Ну, что мы можем?! Нас всего пятеро! Ну, отступил этот проклятый лингводемон! Ну, отступил!.. И что мы можем сделать?! Так и говорить всю жизнь по-русски?! Мы не хотим! У нас свой язык!
– Ну вот и назовите на своём языке сволочь – сволочью, вора – вором, провокатора – провокатором, – посоветовал Муха. – А то знаю я вашу логику. Если человек одновременно латтонец и сволочь, для вас важнее всего, что он латтонец. Сволочь – но ведь ваша же, родная сволочь. Вам никто не поможет – только вы сами.
– Сейчас у вас передышка, – добавил я. – Кто его знает, когда лингводемона опять пришлют по ваши души. Ищите тех, у кого в голове мозги, а не народная перловая каша с галушками. И перестаньте наконец бояться. Вы же не демона боитесь – вы друг друга боитесь. Идём, Муха.
Деда я не позвал. Но он сам побежал следом.
– Орлы, этот Тимофей… Он, в общем-то, нормальный мужик, – сказал Дед. – И, это… как там симбионт сказал?.. Помощь – это встроенная функция? Ну да, у них её заглушили!..
– У тебя тоже, – ответил Муха.
– А что я мог сделать?
– А вот просто встать рядом.
И мы пошли дальше, прочь от уютного домика с вышитыми салфетками и цветами на окнах.
– Плохо всё это, – сказал я.
– Плохо. И симбионта страшно жалко. Но, знаешь… если им его отдать, они ведь так ничего и не поймут. Только зря его погубят. Вот пусть посидят, подумают. Может, Дед им чего присоветует, – сказал Муха. – И пусть наконец сами себе скажут правду. Иначе помогать – просто бесполезно.
– А когда скажут…
– Тогда, может, и симбионт не понадобится. Пошли. У меня еще полтора кило на перевод, и нужно Наташке продукты принести. И ночью игра. Я классного «перса» накачиваю. Представляешь – некромант, а у него спутник – вампир-невидимка! Слушай, это будет такой кайф!
Я обернулся. Тимофей, Швед и Дед стояли у калитки. Дед размахивал руками, Тимофей кивал, Швед лепил снежок.
А вверху тучи разошлись и проглянула первая весенняя голубизна.
Рига, 2011
Елена Клещенко
Призыв
(Полагаясь на Слово…)
Рассказ
Казённый конвертик в колонке новых писем, на самом верху. Сердце ухнуло в пятки, но правильный порядок действий сам высветился, как напоминалка из записной книжки: «Ни в коем случае не кликать на него – запустить ту программку, быстро, пока не сгенерилось и не ушло уведомление о получении».
…Так, вроде успела. Марго для верности сразу закрыла почтовый клиент и выключила эском. Пальцы крупно дрожали. Ничего, повестки больше нет, пропала повестка, я ничего не получала. Теперь ещё есть пара дней или даже неделя. Сколько они будут ждать, прежде чем пришлют вторую? Или сразу сами придут?
Марго не курила, но сейчас это было просто необходимо. Сигареты, пепельницу и зажигалку пришлось стырить у мамы. Неумело щёлкнула раз, другой, пламя подросло, обожгло пальцы. Марго расплакалась.
Ну и что, я ведь этого ждала, сказала она себе – и соврала. То есть она вроде как соображала, что деньрожденьице было в июне, что стукнуло ей, Марго, восемнадцать, а последний тест на интеллект показал сто двадцать, что дизайнерский колледж отсрочки не даёт и вообще никаких отмазок у неё нет. Повестка из военкомата, уведомляющая о необходимости явиться для прохождения вычислительной службы, была неизбежна. Всё это Марго помнила и понимала, даже пыталась говорить с матерью, и всё равно проклятый зелёный
