— Угу, — кивнул Келеб.
— Замечательно, — Аристид подошел к шаткому столу и скривился, изучив содержимое подноса. — Я же говорил им не класть жирного, а они положили свиную брюшину в подливе! Ладно, придется начать с хлеба и сыра. Как раз немного подсох.
Монах разорвал руками мякиш и подал Келебу:
— Только не торопись, — напомнил он. — Жуй тщательно.
Пока мальчишка аккуратно двигал челюстями, Аристид нарезал несколько ломтей сыра. Заглянув в кувшин, он поморщился:
— Вода протухла. Брат Фастред, я могу попросить вас принести новую из бочки, что стоит возле входа? Она должна быть свежей.
— Конечно.
Брат-протектор торопливо покинул комнату, радуясь возможности ненадолго вернуться на улицу. Дождь продолжал мелко моросить, а сильный ветер и вовсе превращал его в водяную пыль. Но сейчас это ощущение было лишь в радость и помогло прийти в себя после увиденного. Тайное занятие брата Аристида одновременно пугало и восхищало. Монах рисковал собственной жизнью ради спасения тысяч других, но Фастред не мог отделаться от сковавшего позвоночник суеверного ужаса — эннийские ритуалы, здесь, в Эллисдоре? Как Хранитель мог допустить такое?
С другой стороны, если это работало и не требовало применения запретных знаний, то что было плохого в желании святого брата принести пользу людям? Ведь раз Хранитель не препятствовал работе брата Аристида, значит такова была божья воля.
Успокоив себя этой мыслью, Фастред выплеснул содержимое кувшина, зачерпнул свежей воды и поторопился обратно. Лазарет вселял в брата-протектора необъяснимую тревогу, а Фастред привык доверять своей интуиции. И все же пока он не мог понять, что же было не так с этим мрачным местом.
Войдя внутрь, Фастред прислушался. Со стороны каморки, где держали Келеба, доносились приглушенный шум и сдавленные звуки. Брат-протектор инстинктивно потянулся к мечу и едва не извергнул богохульное проклятие, когда вспомнил, что оставил оружие в храме. Бежать обратно смысла не было — Фастред мог опоздать. Не имея времени для раздумий, он просто распахнул дверь и, застыв только на мгновение, выронил свою ношу на выстланный соломой пол.
— Отпусти его! — рявкнул Фастред, снова потянувшись к поясу.
Келеб, как оказалось, вовсе не являлся слабаком. В противном случае парнишка не смог бы заключить Аристида в смертельные объятия. Пациент душил монаха, крепко обхватив его сзади, и не отреагировал на приказ.
Все, что случилось дальше, Фастред помнил смутно. На секунду он почувствовал страх — не за себя, но за жизнь человека, которого так стремился защитить. Мгновение спустя это прошло, уступив место привычке. В Ордене учили реагировать на опасность быстро, да и бурная молодость давала о себе знать.
Брат-протектор метнул взгляд на стол, где Аристид резал сыр. Нож был там, валялся между миской с жирным мясом и половиной краюхи хлеба. Не отдавая себе отчета в том, что делал, Фастред одним прыжком оказался возле стола, схватил клинок, плотнее сжал мокрые от дождя пальцы на рукояти и бросился к Келебу. Лицо Аристида начинало приобретать характерный оттенок, монах мычал, молотил ногами воздух и пытался сопротивляться, протягивая пальцы к лицу мучителя. Следовало отдать должное парнишке, он не обратил ни малейшего внимания на появление Фастреда и продолжал свое черное дело, однако с самого начала допустил серьезную ошибку.
Ибо зачем душить человека, если можно взять нож и сделать дело быстро? Рыцарю-капитану, впрочем, это было только на руку.
Не имея возможности для маневра в узкой деревянной комнатушке, он ударил куда смог. Отсутствие меткости было компенсировано силой удара — нож вошел глубоко в правый бок, царапнул ребра, и Фастред понадеялся, что задел печень. Раненый заморыш взвыл и наконец-то разжал пальцы, позволив Аристиду освободиться. Монах с хрипом рухнул на колени и повалился на пол, держась за опасно пошатнувшийся стол.
— Вы в порядке? — спросил Фастред, обратившись к Аристиду. Все его нутро требовало броситься на помощь пострадавшему святому брату, но разум заставил остаться подле напавшего мальчишки, все еще представлявшего угрозу.
Келеб побледнел. Рана сочилась темной блестящей кровью, и брат-протектор не стал вынимать из нее ножа. Впрочем, вряд ли это было способно надолго продлить жизнь паренька.
— Да, — хрипло ответил Аристид и, пошатываясь, поднялся на ноги. — За что, Келеб? Я же помог тебе!
Юноша дернулся, и Фастред поежился от ярости, вспыхнувшей в его глазах. Так смотрели на хайлигландских солдат безумные воины рундов, отправлявшиеся в бой с обнаженной грудью и вооруженные лишь секирами. Такая ярость пылала в глазах у немногих братьев Ордена, принимавших самые строгие обеты. С такой же яростью вещали на проповедях наиболее преданные делу церкви наставники. Эта голодная страсть, разрушительная жажда, была присуща только фанатикам всех сортов и вероисповеданий — Фастред достаточно их повидал на своем веку.
— Еретик! — подтверждая догадку рыцаря-капитана, выплюнул Келеб с перекошенным от боли лицом. — Смерть еретику!
Брат-протектор многозначительно приподнял бровь и покосился на монаха:
— Не самое удачное время для напоминаний, но…
— Но руки врагов оказались длиннее, чем я ожидал, — кивнул все еще пытавшийся выровнять дыхание Аристид. — Вы были правы, брат Фастред. Я ошибался.
Келеб метался по кровати, кривя лицо и сжимая обманчиво тонкими и слабыми пальцами смятые окровавленные простыни. Рыцарь-капитан сокрушенно покачал головой: не требовалось быть лекарем, чтобы понять — пареньку осталось недолго, и эти минуты окажутся самыми мучительными в его короткой жизни.
— Меня благословили на это… Мне… Мне отпустили этот грех, — шептал юноша. — Я попаду в Хрустальный чертог и встречусь с ними… Со всеми ними…
Фастред не сводил глаз с метавшегося в агонии отрока.
— Только Великий наставник может отпустить грех убийства, — сказал он. — Но отправлять на это ребенка… Он же еще совсем мальчишка…
— Ладарий знал, что я сочувствую сиротам, ибо сам в раннем возрасте остался без родителей и лишь милостью Хранителя оказался воспитанником церкви. Когда-то я даже покровительствовал одному приюту.
— Умно, но все же такое коварство от самого Великого наставника…
Монах прислонился к стене, приложив руки ко лбу.
— Ладарий не идиот, — отозвался он. — Глупцы на его посту долго не задерживаются.
Аристид болезненно поморщился, когда Келеб в последний раз дернулся в агонии и затих. Измученное лицо паренька разгладилось, пальцы
