Но их отделяли друг от друга сотни и тысячи лет. И тогда Друвах сказал Одинокой силе:
— Я согласен. Исполни сначала свою часть сделки, или ничего не будет.
Примерно секунду Одинокая Сила смотрела на него, затем закрыла глаза.
Ярость высвобожденной силы потрясла Кита, несмотря на разделяющее их время и пространство. Друвах же не шелохнулся. Он стоял подобно железному тростнику, а затем, когда оцепенение прошло, посмотрел на Иктанику с легким намеком на улыбку в углах рта.
— Итак, — проговорил он, — приступим.
И Друвах направился обратно к остальным волшебникам, недоверчиво смотревшим на него.
— Что ж, — сказал он. — Я выслушал Ее слова. А теперь ваша очередь выслушать меня. Я являюсь основным источником силы для совершения этого Выбора, от которого зависит, что произойдет с нашим миром в течение многих и многих поколений. Созданное нами заклинание принесет с собой много хорошего. Жизнь будет долгой и мирной, и радость и процветание будут царить все время, почти кажущееся бесконечным. Одинокая не будет принимать никакого участия в судьбе нашего мира, пока Ее дитя, энтропия, не станет необходимостью. Она никогда не сможет дотронуться до центра этого мира, его Ядра, и мир станет прекрасным радостным местом на долгое-долгое время. Но не навсегда. Как я могу предвидеть, наступит день после "навсегда", когда наш народ осознает, что хочет измениться, и не сможет осуществить это, и они не смогут освободиться из ловушки, которую создаст для них наше волшебство.
— Ты говоришь это только потому, что так сказала Она! — выкрикнул Сесайль. — Она подкупила тебя огромной силой!
— Большинство будет утверждать именно так, — спокойно проговорил Друвах. — И только день после вечности определит, кто прав. А сейчас, если вы хотите совершить Выбор, решающий судьбу этого мира и защитить его в дальнейшем, то приступим. Но я добавлю свою силу только если в заклинание будет включено маленькое добавление: если в день, следующий за самой вечностью, дети наших детей и их детей спустя тысячелетия от нынешнего дня решат, что им нужно изменить этот мир и самих себя, то силой своей они смогут отменить этот Выбор, убрать защиту, и сами проложат свой дальнейший путь по своему усмотрению.
— Ни за что! Мы — те, кто знает, как лучше для них…
— Родители всегда говорят так о своих детях, — вздохнул Друвах. — И иногда даже оказываются правы. Так или иначе, если мы собираемся совершить Выбор сегодня или когда-нибудь еще, то он должен быть именно таким. И еще добавим, для того, чтобы подобное решение, касающееся всего мира, не было совершено легкомысленно: пусть оно будет принято единогласно.
Кит заметил, что по лицу Сесайля проскользнула улыбка. Тот тихо проговорил, обращаясь к остальным:
— Этого никогда не произойдет, так что сделаем так, как он хочет.
И они начали заклинание. Кит наблюдал от начала и до конца за претворением в жизнь замысла, потребовавшего невероятных усилий и огромной предварительной работы, призванного защитить этот мир от злых происков Одинокой Силы. Волшебство потрясло землю и громом устремилось в небеса, впитываясь в звезду Алаалу и все пространство ее системы вплоть до самой гелиопаузы*. Когда все завершилось, волшебники разошлись по своим домам, довольные тем, что защитили свой мир от вселенских сил зла до тех пор, пока их звезда не завершит свой нормальный цикл и не остынет. Остался только Друвах.
Он стоял и смотрел, как уходят его товарищи, а затем повернулся и зашагал в ту сторону, где исчезла Иктаника.
*гелиопауза — теоретическая граница, на которой происходит окончательное торможение солнечного ветра. Его давление уже неспособно оттеснять межзвёздное вещество из Солнечной системы, и происходит перемешивание вещества солнечного ветра с межзвёздным. (с) Кит наблюдал за ним со смешанными чувствами. Тишина, наступившая после сотворения столь могучего волшебства, казалась оглушающей. Похоже, все завершилось, и теперь Кит, подняв голову, почти мог разглядеть слова, растворяющиеся в пронзительно-синем небе. Но что-то ему подсказывало, что если бы на небесах и были написаны слова, то они бы продолжались бесконечно.
Нам пора уходить отсюда, сказал Понч позади Кита, он тяжело дышал. Все закончилось.
Они выбрались на поверхность бассейна. Преодоление последних нескольких метров потребовало от Кита некоторых усилий, так что мальчик запыхался, а когда, будучи уже на поверхности, они оглянулись, то он не увидел внизу ничего, кроме воды. Ни волшебников, ни прошлого.
Кажется, я сломал это, виноватым тоном сказал Понч.
— Прекрасно, — проворчал Кит. — Ладно, забей. Мы увидели все, что хотели. А теперь давай вернемся и расскажем все Ните. И затем поговорим с Квельт. Нам надо будет что-то предпринять. Они совершили ужасную ошибку, и мы должны им как-то помочь.
Если они нам позволят, сказал Понч.
* * *На кухне Каллаханов шла напряженная работа. Требовалось распланировать все до мелочей.
— Этот источник данных может быть полезным, — прокомментировал Рошаун, глядя через плечо Дайрин на экран Спота, где прокручивалась информация, полученная от СОХО. — Но может ли он показать нам необходимую историю? Чтобы избежать коллапса звезды, мне нужны данные за последние пятьдесят лет.
— Мы еще не были в космосе в то время, — хмыкнула Дайрин. — Этому спутнику всего-то несколько лет. Для получения более ранней информации стоит обратиться к Учебнику.
— Воспользуемся обоими, — решил Рошаун, прокручивая с помощью пальца на экране Спота множество снимков Солнца, снабженных сложными графиками и диаграммами. — У нас не так много времени. О, а вот и ультразвук. И магнетография. Отлично, — некоторое время он молча изучал изображения. — Активная сторона звезды сейчас обращена в сторону, противоположную нам. Что дает дополнительный выигрыш во времени…
— Но так не будет продолжаться вечно, — сказал Филиф, стоявший за его спиной. — Звезда вращается…
— Период? — обратился Рошаун к Дайрин.
— Шестьсот часов, — ответила та. — Если точнее, чуть-чуть поменьше.
— И место, с которого начнут лопаться пузыри, уже преодолело три четверти своего пути… — Рошаун некоторое время помолчал, затем продолжил: — У нас есть около девятнадцати часов до того, как кризисная точка снова повернется к нам. И, вероятно, двадцать
