– А чей палец с кольцом у тебя в шкатулке?
Макарка остановился. Он побледнел.
– Ты и это знаешь? Значит, мои шкатулки нашли?..
– Иди, иди, – ударила его прутом Машка, – чего вы там разболтались? Федька, пошел вон, а то ты еще отпустишь его.
– Полно, не отпущу.
– Нет, нет, уйди! Я вижу, что у вас дело на сговор идет. Отойди, а то я кликну Ваську.
– Изволь, да ты не беспокойся! – Он отошел на сажень.
– Знаем мы вас! Все вы продажные. Одна Машка-певунья бескорыстна. Ну, запоем, что ли?
И она запела «Среди долины ровные». Чистый, звонкий голос далеко раскатился по Пьяному краю. Она пела с таким чувством, что даже Густерин стал вслушиваться и на минуту забылся. Кустарник стал реже – они приближались к кладбищу. Оставалось не более версты. Как дикий зверь, Макарка рванулся. Машка кубарем полетела, но не выпустила веревки. Густерин бросился на помощь и успел схватить веревку.
– Ах ты, бродяга! – произнесла Машка, вставая и отряхивая платье. – Спасибо Федьке, а то удрал бы, разбойник!
– Не уйдешь! – прошипел Густерин, осматривая перевязку рук.
Машка опять взяла веревку и перестала петь. Густерин пошел рядом.
– А Смулева кто зарезал, – тихо начал он, – кто отравил Петухова?
Макарка опять пристально посмотрел на шедшего рядом оборванца.
– Кто ты?.. Теперь я начинаю припоминать…
– Федька-косой…
– Врешь…
Вдали показалось кладбище. Вот и цепь полицейских. Навстречу к приближавшимся поднялись из травы несколько человек. Послышались свистки.
Бледный, как полотно, Макарка сделал последнее усилие, рванул руки и прыгнул. Но было поздно. Один из полицейских наставил против него дуло револьвера, а трое других окружили.
– Надо перевязать веревки, – закричала Машка, – он освободит руки!
Федька опять взял пальцами за горло Макарку, а двое полицейских два раза перекрутили ему руки.
– Теперь не уйдет! А вы, бродяги, убирайтесь вон, – обратился полицейский к Машке и Федьке, – доставим его теперь сами.
– Нет, я сама обещала привести его к Густерину, – протестовала Машка.
– Молчать, – крикнул полицейский, – не сметь разговаривать!.. Пошла!..
– Не уйду, пойдемте вместе к Густерину!
– Я тебе дам к Густерину! – произнес тот, поднося кулак к лицу Машки.
– Это что? – воскликнул Федька. – Зачем вы ее гоните? Мы все отправимся вместе.
– А ты, рвань, чего захотел? Ты чего лезешь? Убирайся подобру-поздорову, пока цел.
– Да чего вы смотрите на него! – произнес другой полицейский. – Взять его под арест! Пусть посидит, коли на свободе гулять надоело.
– Я буду жаловаться Густерину, – плаксивым тоном проговорила Машка.
– Так тебе Густерин и поверил?! Увидала ты его! Тебя завтра же в Петербурге не будет!
– Вот свидетель, – указала Машка на Федьку-косого.
– И свидетеля твоего с тобой отправим!
– Густерин сам все знает, – произнес Федька-косой, срывая с себя платок и повязку.
Произошла немая сцена из гоголевского «Ревизора».
45
Макарка ранен
Во все концы России полетели телеграммы о том, что известный злодей Макарка-душегуб пойман, арестован и в судебные учреждения, производящие о нем следствия или дознания, благоволят адресоваться по совокупности преступлений в Петербурге.
– Макарка пойман! – радостно повторяли все обитатели заставы, и, как эхо, им вторили сотни разных лиц, слышавших и знавших подвиги душегуба.
Имя Макарки сделалось очень популярным не только среди бродяг, но и в сфере купечества, даже среди аристократии, где после убийства камердинера графа Самбери и невинного осуждения Антона тоже интересовались Макаркой.
Макарка сидит второй день в секретной камере сыскного отделения. И день, и ночь около него находятся два дежурных агента, не спускающих с него глаз. Злодей не потерял присутствия духа и даже не особенно печалился в своей неволе. Его сокрушало только, что шкатулка с драгоценностями попала в руки его врагов. Ведь это плоды многолетних его «трудов», при помощи которых он рассчитывал беспечно прожить старость, когда придется оставить профессию душегуба, потому что не всегда ведь рука будет так молодецки владеть ножом. И вдруг… он опять нищий, как был когда-то в Вяземской лавре, живя с Алёнкой.
– Его превосходительство требует к допросу, – вбежал в камеру чиновник.
Агенты взяли Макарку под руки и бережно, как необыкновенную драгоценность, повели наверх, в кабинет Густерина. Там находились уже судебный следователь, орловский Куликов, Машка-певунья и еще несколько человек.
Макарку ввели и поставили лицом к лицу с Куликовым.
– Что? Он? – спросил Густерин.
– Он, он самый! На левой руке, выше локтя, прожженный знак.
– Оголите руку! – произнес Густерин. Действительно, выше локтя оказалось пятно, описанное Куликовым.
– Ну, Макарка, отвечай, ты купил у него паспорт?
Макарка стоял, потупя голову и смотря исподлобья на окружающих.
– Отвечай!
– Не буду! – глухо произнес он.
– Не будешь? Ну, все равно. Машка, это Макарка?
– Макарка. Тот самый, который Алёнку убил.
– А вы что скажете? – обратился Густерин к другим «скакунам» Горячего поля.
– Конечно, Макарка.
– Достаточно, – сказал следователь, – личность можно считать удостоверенной.
Составили протокол.
– Теперь позвольте, – произнес Густерин, обращаясь к следователю, – передать вам преступника из рук в руки. Дознанием установлены все двенадцать убийств. Злодей уличен, удостоверен и находится перед вами. Миссия сыскной полиции окончена, наступает очередь правосудия.
– Позвольте поздравить вас, Дмитрий Иванович, с блестящим окончанием дела. Вы проявили геройскую самоотверженность!
Густерин улыбнулся. У него таких подвигов в прошлом немало, и репутация русского Лекока заслужена им недаром.
– Я желал бы только одного, чтобы мне не пришлось опять возиться с этим злодеем! Ради бога, не снимайте с него оков и не оказывайте ни малейших послаблений! Это не арестант, а сам сатана в образе человека! Я не видывал в своей практике подобного супостата!
Макарка за все время не проронил ни единого звука. Он точно замер в своем оцепенении! Да и что он мог сказать? Оправдываться бесполезно, защищаться невозможно, просить пощады смешно! Остается одно – терпеть, а там видно будет! Поживем, увидим! Не первый раз он в таком положении, да, может быть, и не последний!
– Когда позволите доставить вам молодца в камеру? – спросил Густерин.
– Хоть сегодня. Мы его облупим скоро, благодаря полному и богатому дознанию.
– Чем скорее вы закуете его в кандалы, тем лучше! Только сообщите главному тюремному управлению о необходимости над ним усиленного надзора, когда его повезут на Сахалин! Этот злодей способен с корабля убежать; он в огне не горит, в воде не тонет!
– Ну, до Сахалина еще далеко; как бы он раньше не выкинул какой-нибудь штуки.
– Знаете что?! Не командировать ли к вам для надзора за ним одного из моих агентов? Спокойнее будет!
– Если бы вы были так добры! Это, конечно, очень полезно!
– С большим удовольствием! Я дам вам Петрова, который ездил по делу Коркиной.
Густерин позвонил.
– Дайте приказ Петрову отправиться с господином следователем впредь до особого распоряжения. А этого арестанта под строжайшим конвоем отправьте сейчас в дом предварительного заключения, – показал Густерин на Макарку.
Злодей чуть заметно усмехнулся, но эта улыбка не скрылась от Густерина.
– Не пойти ли мне самому с ним? Право. Кандалы одеть теперь мы не можем, веревкой связать – неудобно, а так, на свободе, его вести очень трудно!
– Не беспокойтесь! Усадите в карету, а там с нашего двора ему не убежать!
– Не придумаешь
