– Что вам угодно?
– Я Коркина… Скажите, ради бога, что мой муж? Могу ли я взять его к себе домой?
– Вы Коркина? Извините: я видел жену Коркина, и вы слишком смело позволяете себе самозванствовать!
– Что вы говорите? Могу вас уверить, что я Елена Коркина, жена больного Ильи Ильича.
– Простите, но вы, кажется, желаете меня дурачить? Повторяю – я видел в прошлом году Коркину; она молодая еще женщина, красивой внешности.
Елена Никитишна опустила руки и печально понурилась.
– Увы! Значит, я так сильно изменилась!
Она машинально повернулась к большому простеночному зеркалу и… в ужасе отскочила. Она увидела в зеркале отражение седой, морщинистой, сгорбленной старухи.
– Как?! Так это я?! Я…
Несколько минут она не могла прийти в себя. Ей не приходилось видеть себя в зеркале с самого того рокового вечера, когда она в первый раз увидела Макарку – Куликова. Раньше она любила рассматривать свою фигуру в зеркале, устраивала челку, подвивала на затылке кудри, вглядывалась в свои задумчивые глаза, заботливо рассматривала начинавшие складываться морщинки около глаз. Она отлично знала свои черты лица и каждое пятнышко, но в этот год забыла о существовании зеркал. И вдруг такая ужасная, невероятная, безвозвратная перемена! Такое превращение!
«Не одна ли это из наших больных?» – подумал директор и надавил пуговку электрического звонка.
– Сударыня, – обратился он к ней, – еще раз прошу вас объяснить мне цель вашего посещения.
– Я понимаю, господин директор, что вы меня не узнаете! Я сама сейчас себя не узнала и никогда никому не поверила бы, что это я! Но, тем не менее, я все-таки Коркина и могу предложить вам сделать хоть сейчас запрос по телеграфу в Саратов. Я прямо оттуда. Меня судили за мужеубийство и оправдали.
– Но ваш муж еще жив, какое же убийство?
– Первого мужа, Смулева.
– Простите, но я не могу ничего для вас сделать. Вы укажите мне кого-нибудь, кто знал бы вас лично, или представьте документы.
– Все мои документы у господина Галицкого в Нижнем Новгороде, он же может меня и удостоверить.
– Галицкого я хорошо знаю и переписывался с ним о Коркине. Если хотите, я спрошу его.
– Пожалуйста, но пока позвольте мне хоть взглянуть на мужа.
Директор написал телеграмму и отдал стоявшему в дверях служителю.
– Пошлите немедленно.
– Господин директор, в каком положении мой муж?
– В очень плачевном. Мы со дня на день ждем его кончины.
– Ради бога, ведите меня скорее к нему!
– Он больше недели уже без сознания. Хорошо, пойдемте, но я, до получения ответа от Галицкого, не могу разрешить вам ни домой взять его, ни перевезти в другую больницу.
– Хорошо, дайте хоть взглянуть!
Они прошли коридорами на мужскую половину – в отделение слабых. Елена Никитишна с чувством страха и брезгливости смотрела на несчастных безумцев, десятками бродивших по залам и коридорам больницы; их длинные халаты, бессмысленные движения, лихорадочные глаза и жалкий, пришибленный вид производили самое удручающее впечатление. Но вот они дошли до крайней палаты, в которой помещалось восемь кроватей. Еще издали послышался оттуда стон.
– Вот Коркин, – произнес директор, показывая на лежавший на третьей постели высохший полутруп.
– Это мой Илья, толстый, живой, веселый? – вскричала Елена Никитишна.
Теперь она переменилась ролями с директором; последний не узнал ее и спорил, а она не узнала мужа и готова была драться.
– Вы ошибаетесь, господин директор, вы перепутали! Покажите мне моего мужа!
Эти пререкания походили со стороны на спор умалишенных, и нельзя было разобрать, кто же из них, в самом деле, здоровый и кто безумный.
– Нет, нет, ни одной черты лица Ильи! Не он, не он, – твердила Коркина. – Это ошибка, покажите мне его.
– Перестаньте, сударыня, вы по себе должны видеть, как болезнь меняет человека. Этот больной много выстрадал.
Елена Никитишна упала к ногам больного и зарыдала.
– Илья, Илья, что сделал с нами этот проклятый Макарка-душегуб! – вскрикнула Коркина.
При последнем слове больной вздрогнул и открыл глаза.
– Илья, мой ненаглядный, бедный Илья, – застонала Елена Никитишна, рыдая.
– Где Макарка? – прошептал больной, приподнимая голову.
– Смотрите, он очнулся, приходит в сознание, – произнес директор.
– Илья, Илья, ты не узнаешь меня?
– Где Макарка? – повторил больной. – Я иду к нему. – И он сделал движение, чтобы встать.
– Успокойтесь. Тут только ваша жена.
– Жена? Елена?!
– Я, я… – бросилась к нему Елена Никитишна… – Милый!..
– Нет, это белая корова мычит! М-м-му!!.
– Осторожней, отойдите от него, – произнес директор.
– Дайте Макарку мне, – произнес больной громче.
– С ним повторяется припадок, отойдите!
– Дайте его, – закричал больной и сел на постели. – Где он?
– Тише, тише…
Больной вскочил и побежал по комнате. Двое служителей стали его ловить.
– Надо надеть рубашку, – произнес директор.
– Ради бога, не надо, – взмолилась Елена Никитишна.
– Не справиться с ним. Укладывайте его скорее!
Между тем больной приходил все больше в ярость и начал неистовствовать. Его повалили на пол, и четверо санитаров с трудом сдерживали. У него выступила пена изо рта.
– Сильный припадок, очень опасный для больного.
Коркин все бился и, после десяти минут исступления, медленно стал стихать. Его перенесли на постель. Елена Никитишна стояла в ногах со слезами на глазах.
– Ильюша, Ильюша, кто мог бы подумать это!
Больной уставил на нее глаза.
– Нет, не похожа, – прошептал он, – она не придет. Кто она?
– Ильюша! Ведь это я, твоя Елена, я навсегда к тебе пришла! Я не уйду больше!
Больной отрицательно покачал головой.
– Нет, не она. – Он закрыл глаза и тяжело дышал.
– Доктор, – умоляла Елена Никитишна, – скажите, надежда еще не потеряна?
– Почти. В его положении выздоровление более чем трудно.
– Но бывает?
– В моей практике я не помню.
– Вы позволите мне остаться возле него?
– Ни в коем случае!
– Тогда позвольте мне увезти его в частную больницу.
– В таком положении это невозможно. Подождите, если поправится немного…
Звонок возвестил окончание приема, и Елена Никитишна вместе с другими посетителями должна была выйти. Эти два часа, проведенные у мощей Ильи Ильича, открытие, которое она сделала в зеркале относительно себя самой, безнадежность умирающего мужа – все вместе уничтожило без следа тот подъем духа, который привезла она от Галицкого. Опять она дошла до отчаяния, опять ломала руки, тряслась и не находила покоя. Это последнее, что она теряла! Больше терять нечего, но и надеяться не на что! Впереди ничего! Галицкий уверял, что она нужна мужу, но вот, оказывается, что и здесь ей нечего делать.
– Куда же идти?
Елена Никитишна взяла извозчика и поехала за заставу. Ей было решительно все равно, куда ехать. Часа полтора возил ее извозчик, пока она увидела знакомые места. Но какие перемены? Точно после великих событий. Их дом заколочен, на дверях замки и печати. Дом Макарки тоже запечатан. Дом Петухова с закрытыми ставнями. Словно вымерли все после чумы. Макарка хуже эпидемии опустошил заставу.
Что делать, куда идти? Попробовала Елена Никитишна заходить в несколько мест, но никто не узнавал ее. Рекомендоваться ей не хотелось. Пошла в полицию – там тоже потребовали документы.
– Однако, где же я буду ночевать? В гостиницу без паспорта тоже
