И если я не могу жить в нём, то он определённо должен достаться кому-то вроде Деэра. От одной этой мысли у меня сжимается сердце.
— Хм. А вот это уже интересно, — говорит мне Деэр. — Кажется, в очередной раз всё решает кисмет. И я так полагаю, гостевой домик соседствует с похоронным домом? Нужно обладать стальными яйцами, чтобы жить там.
Я быстро достаю клочок бумаги и записываю на нём номер телефона отца.
— Именно так. Если тебе интересно и если ты уверен, что у тебя есть яйца, то можешь позвонить папе и договориться.
Глядя ему в глаза, я пододвигаю бумагу через стол, будто бросаю ему вызов. Деэр никак не может знать, что в этот момент я пытаюсь замедлить ритм биения своего сердца, прежде чем оно взорвётся, но, судя по понимающей улыбке, медленно растягивающей его губы, ему прекрасно об этом известно.
— О, у меня есть яйца, — подтверждает он, и я снова замечаю этот блеск в его глазах.
Брось мне вызов.
Я с трудом сглатываю.
— Я готова задать свой второй вопрос, — говорю ему. Он приподнимает бровь.
— Уже? Он, случайно, не о моих яйцах?
Я краснею и отрицательно качаю головой.
— Что ты тогда подразумевал? — медленно спрашиваю его, не прерывая зрительного контакта. — Почему ты считаешь, что это именно кисмет?
В уголках его глаз появляются лёгкие морщинки, когда он в очередной раз улыбается мне. И снова его улыбка изумляет. Она неподдельная, не та фальшивая, что я привыкла видеть дома.
— Может, потому, что ты кажешься той, кого мне бы захотелось узнать поближе. Это странно?
Нет, потому что я тоже хочу тебя узнать.
— Возможно, — вместо этого отвечаю ему. — Не странно ли, что у меня чувство, будто я уже знаю тебя?
Ибо я знаю. В его таких бездонных и тёмных глазах есть что-то знакомое. С другой стороны, они же снятся мне вот уже несколько дней.
Деэр приподнимает бровь.
— Может быть, у меня такой тип лица.
Я с трудом сдерживаю фырканье. Вряд ли.
Он пристально смотрит на меня.
— Так или иначе, всегда всё решает кисмет.
Я качаю головой и улыбаюсь. Настоящей улыбкой.
— Присяжные ещё не вынесли вердикт.
Деэр делает последний глоток кофе, и его взгляд по-прежнему прикован к моим глазам, когда он с глухим стуком опускает чашку на стол и встаёт.
— Дай мне знать, что решат присяжные.
А затем уходит.
Я так ошеломлена его внезапным уходом, что мне требуется несколько минут, чтобы осознать, что всегда всё решает кисмет, и что, возможно, Деэру хотелось бы меня узнать.
Он ушёл, забрав с собой номер телефона папы.
6
SEX
Финн
Nocte liber sum Nocte liber sum
Ночью я свободен.
Alea iacta est Жребий брошен. Жребий брошен.
Жребий, мать его, брошен.
Serva me, servabo te. Спаси меня, и я спасу тебя.
Спаси меня.
Спаси меня.
Спаси меня.
— Привет, братец. — Калла заходит в мою комнату неожиданно, без предупреждения, и я мгновенно закрываю дневник, пряча свои мысли за его коричневым кожаным переплётом. — Как дела?
Я улыбаюсь, проглатывая панику и тщательно маскируя её.
— Не очень. А у тебя?
— Да тоже не очень. Просто неспокойно как-то.
Она запрыгивает на мою кровать, садясь рядом со мной, и её пальцы тут же обводят буквы на обложке дневника. Она знает достаточно, чтобы не открывать его.
Я пожимаю плечами.
— Нам стоит чем-нибудь заняться.
Веди себя нормально.
Она кивает.
— Хорошо, только чем именно? Хочешь поехать на пляж Уоррентон?
Чтобы посмотреть на старые обломки судна «Айрдейл»? Мы видели их миллион раз, но сейчас это неважно.
— Конечно, — просто соглашаюсь я. Ведь иногда чем меньше говоришь, тем легче скрыть безумие.
Мы слезаем с кровати, и Калла поворачивается ко мне, хватая меня за локоть.
— Эй, Финн?
Я останавливаюсь, глядя на неё сверху вниз.
— Да?
— Ты… словно был не в себе всю эту неделю. Я думала, дополнительное посещение группы поможет тебе, но ты до сих пор кажешься странным. Если что-то будет не так, ты же скажешь мне, правда?
ТынеможешьТынеможешьТынеможешьТынеможешь. Тычокнутыйчокнутый чокнутыйчокнутый. НеРассказывайЕйСвоюТайнуТайнуТайну.
Я загоняю голоса подальше.
Веди себя нормально.
— Со мной всё в порядке, — вру я. Блаженная ложь, чтобы избавить её от беспокойства, пощадить мою гордость и избежать унизительной изоляции в обитой войлоком палате, там, где выбрасываются ключи и забываются сумасшедшие, которые давно уже превратились лишь в оболочки, напичканные лекарствами.
— Обещаешь? — колеблется Калла. Её рыжие волосы, словно пламя, выделяются на фоне моих белых штор. Она почти всегда верит мне на слово, но на сей раз её не провести. Она знает, что я лгу.
— Repromissionem[10], — заверяю её. Она закатывает глаза.
— Знаешь, иногда латынь только всё усложняет. Тебе понадобилось пять слогов, чтобы произнести то, что ты мог сказать в четыре.
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Это величественный язык. У него есть характер.
— Если под «величественным» ты подразумеваешь «мёртвый», то да.
Она смеётся, и я притворяюсь, что мне тоже весело, потому что, честно говоря, мы всё равно только оболочки, напичканные лекарствами или нет. Мы не те, какими были раньше. Лишь внешность осталась прежней.
Мы шумно спускаемся по скрипучим ступенькам нашего дома, препираясь между собой и изо всех сил стараясь казаться нормальными, потому что мама всегда говорила: «Притворяйся, пока это не станет реальностью». И мы отлично справляемся со своей ролью.
Когда мы сворачиваем за угол и проходим в огромное изысканное фойе, безмятежную атмосферу похоронного дома разрывает отчётливый рёв мотоцикла. Этот звук заставляет нас переглянуться.
К нам высоко в горы обычно не заявляются на мотоциклах скорбящие родственники усопших.
Папа проходит мимо нас, с любопытством поглядывая на Каллу.
— Спасибо, что пригласила желающего снять гостевой домик. Честно говоря, я не ожидал твоей помощи, учитывая, как сильно ты хотела его заполучить.
Калла останавливается, застыв на месте и глядя на папу.
— Он позвонил?
Он?
Её голос полон волнения, счастья и надежды. Я пристально смотрю на неё. Это ещё что за чёрт?
Папа кивает.
— Да, сегодня утром. Должно быть, это как раз он приехал, чтобы взглянуть на жильё.
Калла оборачивается и смотрит в окно, а я поглядываю через её плечо.
На круговой подъездной дорожке припаркован чёрный, агрессивный мотоцикл «Триумф», и перед ним стоит высокий темноволосый парень, снимающий с себя чёрный шлем.
Калла настолько поглощена созерцанием, что не осознает, насколько внимательно я наблюдаю за ней.
На её губах появляется блаженная улыбка.
— Прошло несколько дней с тех пор, как я рассказала ему о домике. Я думала, он даже не заинтересовался.
Папа поднимает бровь.
— Он всё ещё может отказаться. Этот парень здесь лишь для того, чтобы взглянуть на наш домик. А теперь быстро рассказывай, как вы с ним познакомились.
Помедлив, Калла отвечает:
—
