— Ты... ты хочешь ко мне прикоснуться? Хочешь, чтобы я касался тебя? Как на твоих рисунках?
Затем взгляд Мэдди вперился в мой, и она положила ладонь над сердцем.
— Здесь я мечтаю, чтобы это могло оказаться правдой. И я молюсь... молюсь, чтобы, может быть, однажды это случилось с нами.
Снова посмотрев на альбом, я уставился на идеальный, выполненный карандашом, рисунок, на котором я обнимал Мэдди.
— Я сделаю тебе больно, — прохрипел. — Пламя, зло...
— Его нет, — перебила меня Мэдди. Опустив голову и покраснев, она шагнула вперед и продолжила: — Я прикасалась к тебе до этого и все было в порядке. Твои руки были на мне и все было в порядке.
Я снова открыл рот, чтобы начать спорить, но что-то внутри остановило меня. Мэдди шагнула ближе.
— И ты не сделаешь со мной чего-то, через что я не проходила прежде.
Мне так сильно хотелось поверить ее словам. Мэдди сделала последний шаг, пока не остановилась передо мной и застенчиво спросила:
— Ты... ты когда-нибудь думал обо мне? Ты когда-нибудь думал о том, чтобы прикоснуться ко мне?
Я стиснул зубы и кивнул.
— Все время, — признался. — Думаю об этом все гребаное время.
Мэдди опустилась на пол передо мной. Сцепив пальцы на коленях, она держала голову опущенной, пока спрашивала:
— Ты бы хотел... ты бы хотел попробовать?
17 глава
Мэдди
Пока я ждала ответа Флейма, мне казалось, мое сердце выскочит из груди. Насколько сильно я думала, что у меня не получится, что я не смогу коснуться его, настолько же сильно я этого хотела. Увидев его в таком состоянии, когда воспоминания держали его в заложниках своей клетки, мне хотелось поддержать Флейма. Он заслуживал моей заботы.
И я верила, что тоже заслуживала его заботы. Ноздри Флейма были широко раздуты, когда он смотрел на рисунок в моем альбоме, и я присоединилась к нему, рассматривая то, что занимало мой разум большую часть дней.
Как только мне стало казаться, что Флейм не сможет даже попытаться, он убрал альбом и сделал глубокий вдох. Когда его почти черные глаза встретились с моими, я задрожала. Он свел брови на переносице.
— Почему ты дрожишь?
Погладив себя ладонями по голым рукам, я ответила:
— Я замерзла.
Флейм посмотрел через плечо на огонь, который я разожгла в камине до его прихода, и поднялся на ноги. Я видела, насколько слаб он был после своего приступа, а также представляла, что он нервничает, как и я, из-за того, что мы хотели попробовать.
— Пойдем к огню, там теплее, — сказал Флейм и жестом указал мне следовать вперед. Я поднялась на ноги и медленно направилась за ним, с каждым шагом теряя уверенность.
С каждым шагом я представляла, как рука Моисея скользит по моей ноге. Как его рука оказывается между моих ног, а палец внутри меня. Я представляла всех последователей, которые приходили за мной после побега Мэй. Как их руки касались меня, прижимая к столу, я ощущала холодный воздух, который касался моей кожи, когда они срывали с меня одежду, раздвигали ноги, владея мной снова и снова. Я теряла сознание, приходя в себя и снова ощущая жесткие толчки в себе. Последователи с напором пытались изгнать из меня грех.
Я терпеть не могла прикосновения их грубых мозолистых рук на своей коже. Их пальцы сжимали мои соски, терзали плоть.
— Мэдди? — низкий голос Флейма ворвался в мои мысли. Когда я посмотрела на него, он сидел перед огнем, сгорбившись, как будто сломлен. Как будто его страх был таким же интенсивным, как и мой.
И мое сердце разбилось от несправедливости. От несправедливости за нас обоих, боящихся того, что могут вызвать прикосновения другого человека.
— Сама идея прикосновения меня... меня... пугает, — прошептала я.
— Меня тоже, — ответил он едва слышно.
Сделав глубокий вдох, я подошла и села перед ним. Огонь из камина сразу согрел меня.
Я переместилась, чтобы лечь на пол, положив руку прямо перед лицом. Но мой взгляд не отрывался от Флейма, и он тоже наблюдал за мной все время, склонив голову набок, будто задумался.
Я сохраняла тишину, нарушаемую только потрескиванием дров в камине, пока Флейм не лег передо мной. Его рука лежала на полу в паре сантиметров от моей. Наши взгляды вперились друг в друга.
Чувствуя, как мое сердце отбивает бешеный ритм в груди, я спросила:
— Тебе страшно?
Флейм стиснул челюсти и кивнул, прохрипев:
— Да. Я чертовски боюсь, что сделаю тебе больно. — Он протяжно выдохнул, добавив: — Но мне очень хочется узнать, каково будет прикасаться к тебе, ощущать твои руки на мне. Как на твоем рисунке. — Он опустил взгляд и сказал: — Я, бл*дь, не могу выбросить этот образ из своей головы.
Я сжала и разжала пальцы, заговорив:
— Кроме тебя, — пришлось сделать глубокий вдох, чтобы справиться с нервозностью и продолжить говорить, — ко мне прикасались мужчины только для того, чтобы сделать мне больно. — Флейм напрягся, его грудь быстро поднималась и опадала, он злился. — Засыпая каждую ночь, я продолжаю чувствовать их прикосновения на себе. Я просыпаюсь вся в поту, моя ночная сорочка вся мокрая, потому что я переживаю то, что они делали со мной. Я чувствую боль. Их нежеланные интимные прикосновения... ослепляющую боль. — В моем горле встал тяжелый ком, но я проглотила его, чтобы продолжить. — Но я хочу прекратить это. И не знаю как. Наблюдая за Мэй со Стиксом и Лилой с Каем, я вижу, что они нашли способ. С помощью любви.
Смотря на свою руку, я придвинула ее ближе к пальцам Флейма, ощущая от него тяжелое напряжение. Я изучала свои маленькие пальцы, находящиеся так близко к его, и добавила:
— И я хочу заменить их твоими прикосновения. Хочу просыпаться и ощущать твое объятие на своей талии, чувствовать себя в безопасности.
— Мэдди, — простонал Флейм, но в его голосе были боль и сожаление. — Не знаю, смогу ли...
— Но я соглашусь на прикосновение твоих пальцев к моим. Я буду довольна пробуждением, зная, что ты поддержишь меня таким образом.
Флейм дергал головой из стороны в сторону, потерянный в своих мыслях.
— Я не знаю, кто приходит к тебе каждую ночь. Не знаю, что он делает с тобой... Но я верю... что это похоже на то, что делали со мной. И я верю, что, возможно, с моим прикосновением он тоже исчезнет из твоего мира.
Флейм втянул резкий вдох и закрыл глаза, явно сражаясь с чем-то в своей голове. Когда снова открыл
