Флейм выдохнул и спросил:
— Почему ты не отпускала их?
Я закрыла глаза, чувствуя, как в горле встает ком из-за скопившихся эмоций о девушке, которой я была раньше... живой, но не живущей.
— Я думаю... думаю, что держалась за прежнюю веру, потому что... потому что не знала, кто я без нее. Всю свою жизнь я следовала ей. Я была рабыней своих страхов. Затем, когда была свободна, я сидела в темноте, наблюдая как другие принимают в себя свет... наблюдая, как они поют. А я произносила слова про себя, так желая почувствовать свободу, которую ощущала в воздухе. Но не могла. Я не могла заставить себя отпустить страхи. Я боялась человека, которым являлась.
Флейм, гладя кожу на тыльной стороне моей ладони, прошептал:
— И кто ты?
Слезы заполнили мои глаза, а губ коснулась улыбка.
— Твоя, — призналась я. — Я твоя. Мне пришлось погрузиться во тьму, чтобы увидеть правду и свет.
Флейм замер, затем приподнял мой подбородок пальцами и простонал:
— Мэдди... — а затем закрыл глаза на мгновение.
Держа его за запястье, я продолжила:
— Это правда. Я твоя. Ты дал мне цель к существованию, Флейм. Ты дал мне причину жить... подарил свою любовь... отдал мне себя.
Флейм прижал лоб к моему и запустил руки мне в волосы.
— Мэдди, — прохрипел он. — Я... не верю в эту херню. Церковь, Бога. Я, бл*дь, ненавижу все это. Ненавижу то, как люди погружаются в это все и меняются, позволяют управлять собой. Я больше не могу быть вовлеченным в это.
Чувствуя легкость, я ответила:
— И я тоже, Флейм. Это больше не моя жизнь. Я тоже больше в это не верю.
— Тогда во что ты веришь? — спросил он.
Улыбаясь сквозь слезы, я сказала:
— В тебя. Я верю в тебя. — Потеревшись носом об его, я призналась: — Я верю в себя. В нас. Нам больше никто не нужен.
— Бл*дь, Мэдди, — Флейм прижал рот к моему. Как только наши губы раскрылись, приятное соединение голосов хора наполнило воздух... и это была моя любимая песня. Та, которую я пела Флейму.
Флейм оторвался от моего рта и произнес:
— Мэдди, ты пела мне эту песню. — Он свел брови на переносице, задумавшись, затем переспросил: — Ты пела мне ее? Когда я... — он постучал по виску. — Когда я Был в ловушке разума. Ты пела... я слышал ее.
Я кивнула.
— Я знаю.
— Но ты никогда не пела прежде. Говорила, что не позволяешь себе петь вслух.
— Знаю, — повторила.
— Тогда почему?..
— Потому что когда спас меня, ты дал мне голос. Ты дал мне силу высвободиться из цепей моего прошлого. Эти цепи были только в моей голове. Ты... ты освободил меня.
Я наблюдала, как глаза Флейма забегали. Это означало, что он сосредоточенно думает.
Когда напряженный стон вырвался из его горла, по щеке побежала слеза и он сказал:
— Я все потерял. Он, бл*дь, забрал у меня все. Мою маму, Исаию. Он забрал меня у самого себя. Сделал меня психом. Всю мою жизнь у меня ничего не было. Он, бл*дь, все забрал. У меня...у меня никогда не было и шанса.
Я чувствовала всю боль Флейма. Внезапно он замер и вперился в меня взглядом, как будто я была чудом наяву.
— Затем я обрел тебя. И я не могу тебя потерять, Мэдди. Я не могу потерять тебя, иначе сойду с ума.
— Ты никогда не потеряешь меня, — заверила я.
Он опустил голову и выпалил:
— Затем я обрел Ашера. — Флейм поднял взгляд, в котором плескался страх. — У меня снова есть брат. У меня есть ты и брат... и что если... что если...
Положив голову ему на затылок, я сказала:
— Никто не заберет нас у тебя. Я никуда не денусь. И Ашер... Ашер просто хочет старшего брата, Флейм. Он хочет, чтобы вы общались. Он нуждается в твоей любви. Он тоже потерял все и всех. Он потерял все благодаря вашему отцу. Как и ты.
Флейм раскинул руки.
— Но Исаия мертв. Он умер на этих чертовых руках. После одиннадцатого вдоха он умер. Он оставил меня... из-за меня самого. — В его глазах стояли непролитые слезы.— Я убил его. — Он постучал по голове. — Это всегда везде. Я вижу это все время. Всегда одиннадцать — из-за количества порезов отца и последних вдохов Исаии.
— Нет, — закричала я и наклонилась, чтобы поцеловать шрамы на его запястьях. Флейм замер, затем попытался отстраниться, но я крепко в него вцепилась. Я целовала его шрамы, и когда сделала это с каждым, то сказала: — В твоих венах нет пламени, яда и зла. В них есть только кровь, как у остальных людей. Твой отец ошибался. Боже, Флейм, он был ужасно неправ. Он верил в ложь, которой снабжал его пастор, но они ошибались. Он верили в ненастоящее. Особенно по поводу тебя.
Я боролась со злостью, что просыпалась во мне.
— Ты любим, очень сильно любим. И в твоем сердце так много любви, которую ты можешь отдать. — Я сдерживала слезы и продолжала: — Ты спас меня. Защитил меня. Сидел за моей дверью днем и ночью, убеждаясь, что я в безопасности. Ты расхаживал под моим окном каждый вечер. — Я провела пальцем по шраму на его коже. — И ты принял пулю за меня. В твоей крови свет и доброта, нет никакого пламени и зла.
Прослеживая следы от слез на щеках Флейма, я добавила:
— Мы Флейм и Мэдди. И мы выжили. Мы нашли друг друга и никогда не отпустим. Хорошо?
Флейм застонал, когда хор достиг крещендо, и обвил меня своими большими руками.
Я чувствовала себя в безопасности.
Вдохнув запах кожи, я отстранилась и предложила:
— Давай уйдем, Флейм. Отвези нас домой. И мы никогда не вернемся.
Мы доехали до дома за рекордное время. Когда зашли в гостиную, Флейм запер дверь, пока я смотрела на мужчину, которому отдала свою жизнь. Он подошел ближе и распустив мои волосы, сказал:
— Я хочу быть с тобой.
Бабочки в моем животе запорхали от его желания, и я повела его в ванную. Флейм наблюдал за тем, как я раздевалась. Подойдя к нему, я стянула с него жилет, но Флейм неожиданно поднял меня на руки, отчего я ахнула. Я смотрела ему в глаза, пока он осторожно клал меня на кровать.
Я лежала не двигаясь, пока Флейм
