Мы с Софи долго чесали наш один на двоих затылок, прежде чем продолжить попустительствовать этой затее. Но, если хозяюшка лишь сожалела о растрачиваемых понапрасну усилиях, то я пытался ухватить за хвост некие смутные воспоминания.
Вообще-то период этот выдался напряжённым, потому что Иван ушёл мотористом на первой тупоносой двенадцатитонке, той, где запороли шарманку, которую уже поправили, а мама на целый год уехала на Ямайку. Нужно было хлопотать по хозяйству, тем более, что как раз подвезли товары из Европы, которые купившие их наши купцы желали увезти вглубь страны. А у нас целая баржа подоспела со спуском на воду и ходовыми испытаниями.
— Фёкла! Пойдёшь капитаном на Кострому — Нижний Новгород. Мотористом возьми одного из своих младших братьев, из тех, что на остроносой барже ходили. И еще мужчину в экипаж найди такого, с которым разговаривать будут уважительно.
— Хорошо, Соня. Когда уходить?
— По готовности. И вот тебе деньги. В обратный путь чужого груза не бери, а купи пшеницы по грузовую марку. Не больше, а то до волока не доберёшься.
— Да, Соня, — вот до чего же спокойная девица! Её только что почти за одни красивые глаза назначили капитаном современнейшего скоростного грузовоза, а она: "Да, Соня", "Хорошо, Соня". Нет, нас, русских, никому не победить!
Глава 39. Мокрый волок
Раньше ни я, ни Софи просто не имели возможности познать всей хлопотности организационной работы. В родном имении массу вопросов разруливала Бетти. В период командования кораблём под рукой всегда находилась основательная и хозяйственная Мэри. Кучу школьных проблем закрывал Билл с Дальних Вязов. Он тоже сейчас здесь, но, во-первых, пока не в курсе многого, а во-вторых по-русски еле лепечет.
Крутили мы двумя сознаниями в одной голове без передышки, потому что нормально просушенного леса нет, а собранные отовсюду по паре-тройке брёвна, лежавшие в сараях или под навесами нам нужного количества досок не дали. Просушиваем после распиловки на той печурке, где выдерживали плечи арбалетов, да отбрасываем покоробленные. Хорошо, что нам почти не нужен длинномер — борта и днища плоскодонок собирают на короткие винтовые гвозди, укладывая доски накрест и проклеивая смесью битума, древесной смолы, воска и чего-то извлечённого из животного жира. Собирают таким манером, чтобы шляпки оказывались внутри корпуса после сборки. Тоже фанера получается. Двухслойная толщиной сорок миллиметров. И каждый её лист точно становится на своё место в барже.
Длинномер для стрингеров нам из лиственницы делает карбасный мастер из своего материала. Причём, чисто по-соседски обдирает нас, как липку. А тут вовсю идёт монтаж привезённого из старой школы оборудования, обустройство химлаборатории для птенцов из гнезда младшего Смита, обжиговые печки, нагнетатели, насосы, рихтовка станины под самый лучший в мире токарный станок по металлу, который умеет даже резьбу нарезать.
И вот посреди этого фейерверка, где месят известковый раствор и вкапывают столбы, появляется с иголочки одетый мужчина и, ни на секунду не затруднившись, представляется: "Строганов, Григорий Дмитриевич", — тот самый, который вместо того, чтобы, как полагается, плавить чугун и лить пушки, промышляет солеварением. Это в стране-то где имеются два затвердевших озера чистейшей натрий-хлор! Руби, толки и сыпь прямо на горбушку.
Короче, навели мы о нём справки. Богатый он, а чем богатый?.. Ну не солью же!
— Софи Корн, — отвествует Софочка и передаёт кувалдометр ассистенту. — Польщена знакомством.
— Боюсь, оторвал тебя от важного дела, — учтиво замечает гость, глядя на то, как пара дюжих мужиков подхватывает тигель с расплавленной бронзой и выливает его содержимое в форму.
— Вот теперь правильно шипит, — кивает Софи на звук, издаваемый кокилем. — Так что у тебя за дело ко мне, Григорий Дмитриевич?
— Обычное дело — перевоз. Нужно товар доставить в Соликамск, а потом другую партию обратно привезти.
— Семьсот пятьдесят пудов могу взять в одну ходку, — поспешно вношу ясность я.
— Да известно уже всем по скольку вы берёте груза. А вот про то, сколько денег возьмёшь за перевоз, поговорить было бы кстати.
— Сам-то ты сколько обычно платишь? Путь ведь неблизкий. Опять же, какой дорогой идти? — Софи пытается понять, почему великий Строганов сам пришёл, а не приказчика послал.
— Неблизкий, — кивает Григорий Дмитриевич. — Старая с ордынских ещё времён дорога вверх по Вычегде, а потом волок из Кельтмы реки снова в Кельтму, но уже впадающую в Каму.
Что же, о теперешних здешних волоках у нас сведений собрано немало. И такое, чтобы две реки, текущие в разные стороны, назывались одинаково — случается. Например есть два Шингаря, вытекающих, если верить слухам из одного болота. Собственно, из-за этого болота мы и не стали устраивать в том месте перехода в Волгу — не хотелось работать по пояс в жиже.
Есть ещё два "накатанных" пути, оба из реки Юг, которая, сливаясь с Сухоной около Устюга Великого, даёт начало Северной Двине. Один ведёт в Ветлугу — приток Волги. Второй — в Вятку — приток Камы. Той самой Камы на берегу которой стоит Соликамск. Впрочем, попасть в Каму можно и из Ветлуги через ту же Волгу. У каждой из этих дорог есть какие-то достоинства или недостатки. Не обязательно длина. Где-то удобный берег, позволяющий бурлакам без помех тянуть лямку. Где-то мост на сваях, под которым не каждое судно пройдёт — много обстоятельств делают предпочтительными те или иные пути. На популярных волоках можно и на местную таможенку нарваться, где право местного боярина на получение мзды подтвердят его организованные и вооружённые люди. А уж если путь проходит через монастырские земли… Много всякого-разного в эти времена позволяют себе служители культа, и никакой управы на них не найти.
Софи провела дорогого гостя в рисовальческую, куда велела подать ямайского рому и кофию, а сама отлучилась переодеться — в парусиновом рабочем прикиде она, конечно смотрится отпадно, но традиционные ритуалы надобно блюсти.
— Какая отменная карта! — обратил на нас взор Григорий Дмитриевич, едва Софи вернулась в наряде боярышни.
