— Ах как хорошо мчатся османские кони, — процедил я. — Быстро, уверенно, рассчитывая на успех. И совсем забыли про осторожность, про то, что мы не собираемся воевать по правилам с теми, кто этих самых правил сроду не соблюдал. Вот ещё немного, самую малость…
Есть контакт! Чего с чем? Точнее уж кого с чем, а именно коней и «чеснока», что был в изобилии высеян поблизости от позиций нашей армии как по фронту, так и по флангам. Особенно на удобных для вражеской конницы направлениях. Вот в «посадки» османы и влетели с разгона. А там… всё как и полагается: шум от падения коней и всадников. Жалобные крики поломавшейся живности, чуть более осмысленные вопли покалечившихся при падении, придавленных и потоптанных взбесившимися от боли скакунами турок. Красота! Заодно и сигнал к активным действиям для наших правого и левого «крыльев» под командованием Раталли и д’Обюссона. Последнего, к слову сказать, контролировал Паскуале Калоджеро, готовый, в случае чего, убеждениями или силой, но отменить опасные в перспективе приказы лидера госпитальеров. Но пока вроде бы всё шло как надо.
Прицельный огонь аркебузиров и некоторой части орудий в образовавшуюся кучу малу, затем смещение нескольких терций с правого и левого флангов в сторону постигшей османскую конницу катастрофы и… Оставшиеся в седле, не изведавшие силу «чеснока», медленно, осторожно, продолжая терять своих, выбиваемых выстрелами из седёл, пытались выпутаться из той ловушки, в которой оказались. Они мечтали лишь об одном — бегстве как можно дальше отсюда, уже и в мимолётных мыслях не рассчитывая добраться до воинов-крестоносцев.
Выброшенная на стол козырная для османов карта кавалерийской атаки были побита. Оставалось отправить в отбой ещё один козырь, на сей раз куда более весомый, играющий и при конкретном раскладе — атаку янычар. Атаку, направленную по большей части на наш центр. Флангам если и должно было перепасть, то так, в аптекарской дозировке. Лишь для того, чтобы мы не ослабили их за ради помощи центральной части армии под командованием Гонсалво де Кордовы и Мигеля Корельи. Именно им сейчас предстояло испытать вплотную янычарскую ярость.
— Пусть разобьют свои и так укреплённые ежедневными намазами лбы о редуты, — с нескрываемой злостью прошипел я, глядя на то, как авангард Гриццони, уже почти выпутавшийся из обвалившийся на него плановых бедствий, начинает постепенно втягиваться в оставленные между редутами-люнетами проходы. — Только бы парни Циммера не снижали темп стрельбы! Иначе…
— В крови утонут, но нас не повалят, — ответила Бьянка, не спускавшая взгляда в накатывающейся на укрепления османской волны. — Мигель знает, как действовать. В любой ситуации.
— Потери, Бьянка, я сейчас о потерях! Если они будут слишком большими, нам придётся удовольствоваться частью желаемого. Не хотелось бы. Османская империя очень большая, а нас… немного.
— Ты же хотел использовать сербов?
— И использую! Только они должны привыкнуть к нашей силе, а не ощутить себя сильнее. Первые несколько лет это будет особенно важно, а уж потом… всё изменится. Сами сербы тоже, в лучшую для себя и нас сторону.
Хорошо зная Бьянку, я уверенно мог сказать, что сейчас она будет воспринимать сказанное и «переваривать» согласно каким-то собственным представлениям. Сам же я с удовлетворением наблюдал за тем, как первая волна османской пехоты была буквально сметена цепными ядрами и картечью. Те же, кого не зацепил залп орудий, достреливались аркебузирами. Кровь, стоны напрочь отказавший разум, уступивший место дочери бога Пана… Всё, как и следовало ожидать в данной ситуации. Проблема не в первой волне, а в тех, кто двигался за ними. Янычарским орта было плевать на смерть, они истово верили, что попадут в объятья вечно девственных гурий и обретут прочие блага, обещаниями которыми их разум прочно промыли муллы и прочие дервиши-бекташи. Религиозный фанатизм, промывка мозгов с детства на высоком для этого времени уровне, профессионализм воина плюс исходный материал высокого качества. Получаем не дающее осечек оружие империи, раз за радом доказывающее свою эффективность. Собственно, оно в известной мне истории и продолжало быть таковым… до того момента, как исчез фундамент — кровь, сменившаяся жидкой водицей из совершенно иных источников.
Орта пёрли вперёд прямо под музыку своих духовых оркестров. Да… какофония, как по мне, та ещё, но на самих янычар она оказывала чуть ли не дополнительное гипнотическое действие, помогая полностью отрешаться от всего, помимо битвы.
Это уже не столько разбивающаяся о прибрежные скалы волна, сколько нашествие саранчи. Той самой, которой плевать на всё, у которой только стремление сгрызть своими хитиновыми жвалами всё на своём пути. Цепные ядра, картечь, аркебузные пули, легко пробивающие те не самые толстые варианты брони, которые носили янычары за ради большей подвижности… они вырывали, развеивали из этой волны отдельные частицы, но оставшиеся словно заново смыкались, восстанавливали общую целостность. Психическая атака. Это вполне можно было обозвать именно так, если бы вообще было нечто подобное.
Не на тех наткнулись! У наших парней — прежде всего именно итальянцев, воюющих под знамёнами Борджиа и Ордена Храма — была собственная идеологическая накачка, а также за них играл факт, что никто не был «чистым», все уже успели и убить как минимум одного врага, и посмотреть прямо в глаза своей возможной смерти. Подобный опыт прочищает разум, даёт нехилый иммунитет от различных методик запугивания. Уж точно не видами трупов пугать, да и надвигающаяся вроде как угроза смерти вызывала не желание развернуться и бежать, а стремление поскорее перебить источники угрозы. Вот они, преимущества родом из грядущего, тех, куда более хитрых и совершенных методов тренировки разума.
А янычары приближались. Несли потери, обливались кровью, но сокращали дистанцию. И вот уже ударились о стены укреплений. Слабенькие стены,
