Ага, понятно. Не хочет ее тревожить.
— Мам, мы быстро слетаем по делам и вернемся — я чмокнул опешившую маму в щеку и метнулся в прихожую. Там уже ждали охранники, которые судя по понимающим взглядам были в курсе ситуации. Мы вышли наружу и сели с Лехой в министерскую Чайку. Следом рядом приземлился Юрий Михайлович. Ворота открылись и мы кортежем с Волгами сопровождения рванули по проспекту маршала Жукова. Министр поднял трубку Алтая и коротко переговорил с кем-то: «Ну как там? Все по-прежнему? Передайте ей, что мы уже едем. Да, минут через сорок. Все, отбой». Я терпеливо ждал, глядя на мелькающие за окном сосны и елки. Леха зевал, тер глаза. Наконец, Чурбанов закончил разговор, негромко выругался
— Да что случилось то? — я резко потер уши, чтобы кровь прилила к голове. Хороший способ быстро проснуться.
— Одна дура на студенческой вечеринке вылезла на подоконник и грозится спрыгнуть — Чурбанов мрачно посмотрел в окно.
— И ради этого целый министр едет в Серебряный Бор??
— Дело в том, что это не простая студентка. Внучка первого заместителя главы Госплана Байбакова.
Леха удивленно качает головой, я тоже моргаю в недоумении.
— Наше министерство только создано — продолжает Чурбанов — Валят пока все что попало. Самоубийц-прыгунов мне ещё только на новом посту не хватало, да ещё такого уровня, вот я решился тебя побеспокоить.
— Там же милиция должна разбираться, нет? — Мамонт ткнул меня в бок — Может Щелокову позвонить?
— Он уже тоже в курсе. Милиция, врачи, все там… Но ей ты, Витя, нужен.
— Зачем? — я уже догадывался, но предпочел услышать это от министра
— Фанатка твоя. «Привезите сюда Селезнева, только с ним буду говорить» — Юрий Михайлович явно процитировал девушку — Сидит на карнизе, слезы ручьем, ревет… Врачи пытались поговорить, но какое там..
Министр махнул рукой и замолчал. Так в тишине мы и доехали до высотки на Котельнической, где снимали ‘’Москва слезам не верит‘’. Там уже стояло немало мигающих автомобилей — две милицейские, скорая, пожарная. Ступив на тротуар, я задрал голову вверх и попытался разглядеть самоубийцу. Бесполезно.
На входе в здание к Чурбанову подошел подполковник из моей охраны.
— Юрий Михайлович — почтительно обратился он к министру — Имант Янович запрещает Виктору вылезать к ней на карниз.
— Я это учту — сухо ответил Чурбанов — Поговорит с ней из квартиры.
Скоростные лифты нас быстро вознесли на 31-й этаж. В квартире жили явно не бедные люди. Об этом свидетельствовали картины, иконы, да и вся обстановка. Всех участников вечеринки видимо уже разогнали, но в одной из комнат ещё работал видеомагнитофон. Шел «Пьяный мастер» с Джеки Чаном. Ах, как же мы его в молодости любили! Собирались в компаниях, махали руками и ногами в боевых стойках. А сейчас… Смотрю и лишь зеваю.
В другой комнате был накрыт стол. Количество опустошённых бутылок впечатляло. В квартире находилось большое количество народа.
В одной группе стояли милиционеры, о чем-то переговариваясь по рациям. В другой —
сотрудники нового министерства. Их я опознал по необычным синим беретам и полувоенной форме. Третья группа состояла из врачей в белых халатах. От них отделился представительный, пожилой мужчина с бородкой клинышком и подошел к нам.
— Профессор Самохвалов — представился он, пожал нам руки — Глубокое депрессивное расстройство, аффект. Склонна к аутоагресси. Пытался несколько раз с ней поговорить, успокоить, заболтать, но бесполезно. Нужно хотя бы пять-шесть часов. Она устанет и тогда…
— Где родители? — Чурбанов обернулся к моложавому милицейскому полковнику — Тремасов, кажется?
— Так точно, товарищ министр — полковник подтянулся — Дежурный по городу, лично выехал, чтобы контролировать ситуацию. Родителям позвонили. Мать на водах в Кисловодске, отец в командировке. Включили их по телефону, через мегафон, но она закричала, что сейчас спрыгнет и врачи…
— Релизором аутоагрессии может стать любое неосторожное слово родных — начал объяснять профессор — Мы полагаем…
— Все понятно — министр отстранил врача и подошел к окну. Я с Лехой встал позади. За нами толпились напряженные охранники.
— Мирослава! — Чурбанов выглянул наружу — Мы привезли Селезнева. Поговори с ним.
Пришла моя очередь выглядывать из окна. Там находился широкий карниз 31-го этажа, на краю которого сидела шмыгающая носом девушка лет 19-ти — 20-ти. Тощая, в черном, измятом платье. На голове воронье гнездо, лицо бледное, заплаканное. Впрочем, глаза голубые, яркие. Рассматривает меня внимательно и даже мечтательно.
— Точно, Селезнев — кивает сама себе — Иди сюда, поговорим. Смотри какой рассвет!
Я взглянул на небо. Рассвет действительно впечатлял. Кроваво-красное солнце уже показало из-за горизонта свой краешек.
— Хороший день, чтобы умереть — девушка шмыгнула носом
Я еще раз осмотрел карниз. До самоубийцы было метра 3. Ее ноги с острыми коленками болтались в воздухе. Стоит лишь чуть-чуть съехать попой вниз и все, сто метров полета. Или даже планирования — ветер достаточно сильный. Я с трудом сглотнул ставшую вязкую слюну.
— Ну что стоишь, ждешь? Давай сюда! Когда еще такую красивую Москву увидишь? Может песню еще напишешь — Мирослава мелодично пропела — «Дорогая моя столица, дорогая моя Москва…»
— Она провоцирует — из-за спины раздался голос профессора — И заодно себя накручивает
Я повернулся к напряженным мужчинам, поискал глазами полковника
— Тремасов
Милиционер протиснулся вперед.
— Слушаю, товарищ Селезнев
— Кто из оперов у вас с собой тут есть? Или постовых
— Вить, зачем тебе они? — удивился Чурбанов
— Раз спрашиваю, значит надо — я поискал глазами людей в милицейской форме. Тремасов махнул рукой и к нам подошел рыжий парень, на портупее которого висели… кобура с наручниками. То что надо. Я быстрым движением открыл кобуру, вытащил наручники, застегнул одно кольцо себе на запястье и хлопнув оторопевшего милиционера по плечу, прыжком перескочил на карниз. Сзади раздался двойной крик Чурбанова и Лехи «Куда?!». Мне вслед сунулась рука охранника, но тут же отпрянула назад. Мамонт дернул гэбэшника назад, с воплем «Столкнешь».
— А ты смелый! — Мирослава внимательно меня осмотрела с ног до головы. Я же мелкими шажками, стараясь
