— Продавать будешь? А за сколько?
Да-да. Родственникам со скидкой. Ща-з-з, разбежались! А потом еще и в рассрочку попросят. Рано радуетесь!
— Буду, — прищурился я. — Я уже и агентство нашел. Хотите, там узнавайте. Мне некогда этим заниматься.
Те ошарашено замерли, будто узнали о дате своей смерти. Первой опомнилась Света, ее лицо, имевшее до того цвет свеклы, стало белым, как мел. Она судорожно дышала, как рыба, выкинутая на берег.
— Ну и пошел ты, козел! — выкрикнула она. — Вместе со своей квартирой! Подумаешь!
Мать пыталась урезонить дочь, поняв, что, что-то тут не так. Поняла, с — с… самка собаки, что жареным запахло!
— Что тише?! — выкрикнула доченька матери в лицо. — Я поехала на эти гребаные похороны, ходила в этом дурацком платье. Венок купила, а он! Да если бы не эта корова!..
Она осеклась на половине фразы, и метнула, затравленный взгляд, поняв, что ляпнула не то. Наконец — то, а то я уже уставать начал от общения с ними.
— Ты не слушай ее, — сбивчиво, торопясь, сказала тетка. — Она же просто злится…
Но я уже вставал. Во всем черном, в полумраке (специально сел туда), я должен был внушать. Они были обе ниже меня и заметно меньше. Я буквально навис над ними, буравя взглядом. Самая лучшая позиция для спора. Физическая сила, плюс естественная боязнь темноты, плюс чужая территория, плюс повод для применения силы. Шансов нет.
— Я думаю, — голос спокойный, но веет холодом, как из Арктики. — Вам лучше покинуть эту квартиру.
Правильно, вежливость в такие моменты просто убивает.
— Я больше не вижу причин, по которым мы можем продолжать наше общение, — побольше умных слов, сейчас они действуют, похлеще любой угрозы. — А также и причин дальнейшего Вашего пребывания здесь.
Они съежились, на их лицах отразился страх. Стервы, стервами, но понимают, что и отхватить можно сейчас. И вполне конкретно, в бубен.
— Сейчас собираете вещи, — от моего голоса, мне и самому стало жутковато. — И быстро уматываете.
Последние слова максимально жестко и грубо.
Вот так. Переход от вежливости к грубости, даст впечатление, что я уже еле сдерживаюсь от применения насилия. А верхняя губа, вздернутая в оскале, полностью это подтвердит.
Они бочком, бочком, пряча взгляд, ретировались в гостиную. Ну, Светке собирать нечего, да и матери ее не особо. Я, намеренно не включая свет, встал в тень, отбрасываемую дверью, и, наклонив голову, чтобы лицо не белело в темноте, стал наблюдать за ними.
Тетка вряд ли что-то сделает, а вот доченька может попытаться. Жизнь ее еще сдерживаться не научила. Ну, точно, пульт от телевизора сперла. Так, на выход, проводим их. Что за уроды, все время хотят, чтоб последнее слово осталось за ними!
Они молча вышли из комнаты и стали одеваться. На лице Светланы мелькнуло мстительное торжество. Я молча наклонился и расстегнул ее сумку.
— Ты куда лезешь?! — взвизгнула Света.
— Я думаю, это вам ни к чему, — сказал я, доставая пульт. — Это конечно случайно?
Я приблизил свое лицо к ее. Она смертельно побледнела, в глазах мелькнул животный страх.
— Ключи, — продолжил я в том же духе, обращаясь к тетке, но глядя на Светлану.
Тетка дрожащими руками вытянула связку.
— На тумбочку, — процедил я.
Связка звякнула о полировку.
— Вон, пошли! — блин, мне самому уже страшно.
Они, не глядя на меня, вышли, тихонько прикрыв дверь. Щелкнул замок. Так.
Я стянул с возвращенной связки два ключа и бросил их в ящик тумбочки. Взамен прицепил два других со своей связки, которые я перецепил перед тем, как отдать ключи тетке. Мера предосторожности. Хрен его знает, а вдруг скопировали?
Ладно. Поздно уже. Здесь останусь. Нафиг ночью по городу шататься…
* * *…Успею, нет? — билась в голове мысль, а побелевшие пальцы стиснули баранку. Машина металась из ряда в ряд, мотор ревел на высоких оборотах.
Пролетела мимо стеклянная громада ДЦУПа; светофор уже мигает! На желтом проскакиваю, лечу к следующему, на том еще под мигающий, резко влево!
Машина пикнула сигналкой и бегом! Вихрем под табло, сердце бешено колотится.
Поезд уже готов, проводники стоят в тамбурах, гудок! Что же так медленно! Поезд дернулся, поехал, вылетаю на перрон, отчаянный прыжок! Круглые глаза проводницы, мелькнули слева. Бегом! Дыхание тяжелое, я запрыгнул в последний вагон. Что же такой длинный! Бегу! Мелькают лица, хлопают двери. Рву на себя дверцу, вот и кабина!
— Что же ты так долго? — спрашивает какой-то парень, стоящий в кабине — Чуть без тебя не уехали.
И молча кивает на кресло. С облегчением плюхаюсь. В носу засвербело…
…Чихаю, и с недоумением смотрю в потолок. Фу ты черт, уснул. Однако, что за сон, даже поверил!
За окном уже забрезжил рассвет. Рано еще. Скинув одежду на диван (вчера так и не разделся), шлепаю в душ. Понежившись с полчаса под теплыми струями, зевая, оделся и побрел на кухню.
Пока на сковороде шкворчали три яйца с колбасой, лениво прогонял в голове, приснившееся. Блин, как все натурально было. «Надо же, в кабину!» — хохотнул внутри, снимая с плиты сковороду.
* * *Вася поставил на пол системник и огляделся. Я ввалился в комнату следом, волоча в одной руке монитор, в другой сумку.
— Ну? Ты чего, на проходе-то встал? — беззлобно поругался я.
— Откуда я знаю, куда его, — Вася кивнул на системник у ног.
— Давай в комнату, вон туда, — показал я подбородком.
Вася кивнул, снял туфли и, подхватив ношу, шагнул, куда я показал.
— Вау. Я уже и забыл, какой здесь вид, — послышался его голос через некоторое время.
Я, пыхтя, втащил свою поклажу, аккуратно положил моник на диван и бросил на пол сумку.
Вася стоял на балконе. Его веснушчатое, добродушное лицо, было задумчивым. Уже низкое солнце блеснуло на очках, когда он повернулся ко мне.
