Я смотрел на свое отражение в оконном стекле.
Что во мне не так? Почему другой? Чем он лучше тебя?
Только в тиши Познается печаль Штиль одиночества Вечная даль И умирает В кружении звезд Чтобы было навек… В забвении грез… Через неделю, во время которой я тщательно избегал ее, я сам к ней подошел.
— Ань, — хрипло сказал я, проглотив опять подступивший комок.
Она хмуро посмотрела на меня.
— Спасибо, — блин, а как жжет еще в груди, больно, слезы даже подступили.
— За что? — бросила она взгляд исподлобья.
— Ты поняла, — холод все больше в груди и внутри режет, будто тупым гвоздем ковыряют в сердце.
Она нахмурилась еще больше.
— Ну вот, какого черта ты это говоришь? — спросила она.
— Я хочу остаться другом, — через силу улыбнулся я.
Она посмотрела на меня, по ее губам тоже скользнула легкая улыбка…
… Снег скрипел под ногами. Я не задавал вопрос, почему именно я гуляю с ней сегодня вечером. Это уже не мое дело. Она попросила, я согласился.
— Знаешь, а тогда у магазина, я испугалась, — сказала она вдруг.
— Чего? — недоуменно спросил я.
— У тебя в глазах было такое, — пощелкала она пальцами. — Злость, бешенство. Если бы я тебя не знала, то подумала, что ты меня сейчас ударишь.
— Никогда, — мне показалось, как будто железо звякнуло. — Только уроды бьют женщин.
Она вздохнула, повернулась ко мне, провела холодной ладошкой по щеке.
— Откуда ты такой? — вздохнула она. — И почему я такая сволочь?
В ее голосе явственно послышалась горечь… Странно. Будто хочет, что мы опять… Нет. Даже если и она «за», то я нет. Обрубил. Опять ворошить это? Ну нафиг…
Подходил к концу год. Чувствовалось приближение праздников, учеба у всех шла из-под палки.
Я не хотел праздников. Никогда их не любил, они мне казались обманом. Люди думают почему-то, что вот пройдет Новый Год и все перемениться, и обязательно к лучшему. Я не верил. Никогда лучше не становилось.
В один из дней, перед самым новым годом, я, уходя из технаря, увидел стоящие за углом фигуры. Я мазнул взглядом и уже было повернул, как вдруг узнал стоящих…
Возле стенки, испуганным зверьком стоял Вася, наш ботаник. Над ним нависли наш «Реальный пацан» Вова и его прихлебала «Гусь» Витя Гуськов…
…Эти два идиота все время че-то пыжились. Ненависть к ним у меня появилась сразу. Гусь, как-то «прыгнул» на меня. Сидим на информатике, а там я, так получилось, сижу на первой парте. Сзади, как обычно этот дебильный гогот. Вдруг меня сильно пихают в спину.
— Ручку дай, — сказал мне Гусь, когда я обернулся, кривя губы в нагловатой усмешке.
У меня тогда, как перемкнуло. Вот также улыбались мои одноклассники, полив водой в туалете, также кривился Усольцев, когда выбросил мой пакет в окно. Также ухмылялся Сергей, когда говорил про Аньку.
Помню, такая злость поднялась, я даже не понял, что уже бью.
Гусь закашлялся (в грудак прилетело) и тут препод зашел. Я повернулся к доске, а лицо просто пылало. Преподаватель с легким удивлением глянул на меня и кашляющего за мной Гуся.
— Ты че, сука! — послышался сзади яростный шепот. — Ты, че…
— Гуськов! — окрикнул препод. — На перемене поговорите!
Когда мы выходили после пары из кабинета, мне прилетело сзади. По ягодице и с ноги. Поджопник, по простому. Сразу же сзади раздался довольный гогот. Я медленно отряхнул штаны, а ярость просто клокотала в голове. Гусь уже развернулся, шел от меня, довольный собой, что-то показывая остальным.
Ах, какой это был пендель! В самую середку, носком. Он аж подскочил, чуть не до потолка. Не знаю, что на меня нашло. Он развернулся, а я пошел к нему, сжимая кулаки. Зубы скрипели, стиснутые будто тиски. Он почему-то начал отходить, потом оглядываться.
Я остановился и, развернувшись, пошел прочь.
— После пар, я тебя урою, козел! — завизжало сзади.
«Что же тебе сейчас мешает, олень!», — подумал я с какой-то злой лихостью.
Хотя признаться после пар я выходил с некоторой опаской. Не со не страхом. Что-то сломалось, наверно, но мне было реально по барабану, что со мной будет. Наверно, устал бояться. Но перед крыльцом никого не было…
… И вот послышался шлепок и Вася упал. Эти двое заржали и пошли. Вася растерянно сел и стал шарить по снегу. Очки. Потом он подобрал пакет и побрел прочь, даже не отряхнувшись…
* * *«Вот не урод ли я?» — билась мысль. Я все вспоминал вчерашний вечер. Как поступить надо было? Наебнуть этим тварям надо было. Эх, мысли дельные почему-то приходят всегда позже.
В технаре я стал ходить в качалку. Надоело, до смерти надоело, быть хлипким. А времени (теперь) свободного — вагон Хотя я не сразу, ой не сразу оформил эти свои мысли в действия.
Что меня тогда толкнуло к Палычу, физруку нашему, зайти? До сих пор не понимаю. Как будто вел кто-то. Ведь и до этого пытался. Все какая-то робость, что ли нападала. А в тот раз, я не очень и помню, как дошел до спортзала. Помню к двери подошел, стоял, стоял. Вздохнул и толкнул ее. Палыч сидел за столом, ставил оценки в наш журнал.
— Сейчас отдам, — сказал он, не глядя на меня.
Следом зашла Вика Савелова. Староста наша. Недоуменно поглядев на меня, она встала рядом. Физрук вывел последнюю цифру и, закрыв журнал, повернулся к нам. Вика взяла журнал и вышла.
— Ну, а тебе чего? — спросил Палыч.
— Я… это… там, ну, записаться хотел, — пробормотал я.
Физрук взял стакан с чаем, отхлебнул.
— Куда, в партию? — сощурился он.
— В секцию, — пояснил я угрюмо, ожидая такой реакции.
Он оглядел меня.
— Так мы
