Ну и где эта Людмила ходит? Я тоскливо покосился на стопку курсовых и вздохнул. Сверху лежал курсач нашего модника Толика. Чащина требовала чтобы все было по ГОСТу, и все титульные листы, чтобы были написаны либо карандашом, либо чернилами, но обязательно чертежным шрифтом. Толик сто пудов не сам делал. Он на черчении-то был по случаю, как сдал непонятно.
От нечего делать я стал перебирать наши работы. Вот Мелехова, отличница наша. Нет, все таки молодец, титульник как напечатанный. Во, а это Гуся, тоже гарантированно не сам делал. А вот и Усовой. Нихрена себе, Васька что ей и титульник сделал? Ему даже по черчению чуть оценку не снизили за обратный наклон букв, не узнать его руку сложно. Но буквы как в прописи, ровные и одинаковые, как солдаты в строю.
Идея пришла в голову внезапно. А я ведь, пожалуй, смогу повторить почерк… Написано карандашом, стереть и все. Фамилию.
Я быстро огляделся. Из соседней комнаты доносились обрывки фраз, больше никого небыло…
— Ты скоро? — Юлька уже пошла меня искать, не вытерпев ожидания на крыльце. Я как раз шел уже по коридору со стопкой курсовых.
— Сейчас занесу, видишь, — кивнул я на ношу. — И пойдем.
— А ты, что Печкиным подписался? — съехидничала Юлька.
— Чащина припахала, — поморщился я.
Выходя из учительской, я едва не столкнулся с упомянутой особой. Она кинула взгляд на стол.
— Зарегистрировали? — странный вопрос, что я там тогда делал.
Кивнул в ответ. Она прошла к столу. Я пожал плечами и вышел.
— В парк? — Юля в нетерпении била копытцем.
— Ага. Двинули.
Сзади хлопнула дверь и вышедшая Чащина неодобрительно глянула на нас. Что, блин, мы даже не обнимаемся? Она окатила прищуром голые ноги Юльки, короткую юбку, полупрозрачную блузку, в распахе легкой курточки, и развернувшись спиной, зацокала по коридору.
— Вот, мегера, — тихо сказала Юлька. — Ходит, смотрит тут.
Я ничего не ответил. У меня в сумке болталась курсовая Усовой, точнее Васьки. Ага.
— Подожди еще минуточку…, - сказал я Юльке, оглядываясь.
… - Ну и что это было? — спросила, Юля, когда мы вышли из технаря.
— Восстановление справедливости, — пояснил я.
Переделав фамилию, я отнес курсовую на отметку. Чащина, которая как раз была у методистов, вскинула брови, но взяла ее, проворчав что-то про нерадивых студентов, которые даже принести свою работу сами не могут.
— Не ожидала от тебя, — покачала головой девушка.
— В смысле? — поинтересовался я.
— Ты такой честный и правильный, взял и спер курсач, — пояснила она.
Вот как. Не знал, что обо мне такое мнение.
— Ну, так не для себя же. Для Васи, — пояснил уже я.
— А что есть разница тому, чья это работа? — укоризненно сказала она.
— А это его и есть, — улыбнулся я.
— Как это? — удивилась Юля.
— А что у вас работы, все сами делают? — прищурился я.
— Ну нет. Конечно, даже диплом не все пишут. Но это, что было? — ткнула она за спину.
— Я же говорю, справедливость. Он ей написал, себе не успел, — пояснил я.
— Ей? Ага, поняла. Классический развод, — догадалась Юля.
— Ну. А мне обидно стало, — хмыкнул я.
— Ну ты даешь, — улыбнулась девушка. — Прямо Зорро.
— Не. Гуд. Робин Гуд, — хохотнул я в ответ…
… Чащина взяла журнал и открыла. Пробежалась глазами по списку.
— И так. У меня нет еще работ пяти человек. Когда вы думаете их нести?
Молчание.
— Учтите, в день защиты все должно быть зачтено. То есть я должна их проверить. Завтра последний день. Так.
— Горюнов?
— Тамара Николаевна, я сегодня принес, — буквально подскочил названый.
— Сдавай, что сидишь, — кивнула на стол женщина.
Кипа листов, хлопнула на стол.
— Сенцов, у тебя что?
— Я завтра, — донеслось с последнего ряда.
— Ну-ну, — недоверчиво покачала головой преподавательница.
— Лозин?
— Я тоже завтра, — примерно оттуда же ответил, что и предыдущий.
— Свейко?
— Я завтра, Тамара Николаевна.
— Сколько я уже этих завтраков видела, — Чащина погрозила пальцем.
— И Усова, — женщина посмотрела на девушку. — Наташа, завтра принесешь?
Усова сидела с изумленным видом, до нее видно не сразу дошло, она медленно встала.
— Тамара Николаевна, но я сдавала! Вчера еще! — в ее голосе проскальзывала паника.
— Наташа, если бы сдавала, она бы лежала. Нет твоей работы, — намного мягче, чем сказала бы это, например мне, пояснила преподавательница.
— Но я точно сдавала! — в голосе проскользнула паника.
— Ладно, посмотрю, садись, — сказала Чащина.
На Усову будто ведро воды вылили, ледяной. Прямо так льдом, куском грохнули. И ведро сверху. Даже ее кудряшки, казалось, начали выпрямляться. Она в растерянности обернулась на Васю. А тот сидел удивленный не меньше.
— Вот работы я возвращаю. Нужно будет устранить замечания и сдать.
Чащина встала и положила наши работы на первую парту.
— Раздайте, — кивнула она Ирине, нашей старосте, чуть полноватой девушке, избранной на эту должность по принципу «только не я», и как раз сидящей за этой самой партой.
Как обычно, моя, вернулась. Листнул. Понятно «Цифры не по ГОСТу!», «Где промежуточный расчет». Ладно, фигня. Специально листы с расчетом не положил. Знал, что докопается, так пусть хоть до того, к чему я готов.
А Вася сидел, как будто перед ним бомбу положили. Двинешься и взорвешься. Молится наверно.
Дрожащими руками он перелистнул страницу. Хорошо, что варианта всего три было. По количеству рядов. А эта Наташа на нашем сидит. Сразу я как-то не подумал.
— Успел? — спросил я его.
Он посмотрел на меня ошарашенными глазами.
— Как это? Я же… а вот…, - у него просто дар речи пропал.
Еле сдерживаясь, чтобы не заржать, я спросил:
— Ты о замечаниях? Забей,
