Он махнул налитую стопку и похрустел огурцом. Закурив новую папиросу, он продолжил:
— Запомни, женщина, она властью огромной владеет. Если умна, так все мужики вокруг прыгают и квакают, как ей надо. Они с молоком уменье то впитывают.
— Это как? — удивился я.
— Вот смотри, вот сидим мы здесь, — задумчиво проговорил Михалыч. — Хотя нет. Вот вспомни, сидишь, вокруг одни мужики.
— Ага, — кивнул я.
— Тут девка заходит. И что? — показал он руками женский силуэт.
Я задумался, вспоминая.
— Понял, — ответил я, выныривая из памяти. — Все начинают перед ней выеживаться!
— Вот, она и есть, власть женская, — ткнул пальцем Михалыч. — То титьку под взгляд подставит, то спину выгнет, то по ноге проведет, а коли в юбке, так и краешек невзначай приподымет.
— Точно…, - сказал я ошарашено.
Как все очевидно!
— А ты спроси, думает она о том? — улыбнулся Михалыч хитро. — Нет, все само собой получается у них. А сможешь видеть это, не поддаваться на знаки, то увидишь, как злиться будет.
— И что дальше? — с интересом спросил я.
— Ну, тут, как сам решишь, — развел руками Михалыч. — Ежели желание будет, можно поймать на этом, интерес разбудить. Но можно и из себя вывести, разозлить не на шутку. С чего бабы, когда стареют, так бесятся? Власть теряют свою.
— И что все? Так просто?! — воскликнул я.
— Нет, паря. Это лишь начало, — отрицательно кивнул головой мужчина. — Это как охота. В этих делах, один изображает охотника, а другой добычу. И в этом весь интерес. Коли смог охотник добычу перехитрить, то его власть, а ежели добыча охотника, то крутит им как хочет.
— И как перехитрить? — поинтересовался я.
— Вот тут все и дело, — чуть нахмурил брови мой собеседник. — Нужно нащупать слабинку-то, струнку ее. Да поиграть на том. У каждого человека такая струнка имеется. Через нее любым управлять можно. Кому денег надо, кому славы, кому семью. А кто-то власти хочет, больше жизни, но то уродцы, им власть все заменяет потом, им ее все больше надо.
Михалыч затянулся папиросой и продолжил:
— А женщины… Я вот, к примеру, никогда не пытался из себя лепить никого. Вот он я, такой, какой есть. Не нравлюсь, скажи уйду. А то начнут гнуть из себя героев, а до дела дошло и пшик, только запах дурной и остался.
— Так как, все же, струны-то эти искать? — допытывался я.
— Ну, глаза-то тебе для чего дадены? — сделал легкий жест в мою сторону мужчина. — Смотри. Еще и ухи есть. Смотри, слушай, кто перед тобой, что говорит. А то распушат хвосты, да балаболят без умолку, ровно тетерев на току, ничего вокруг не слыша, и не замечая. Ладно, наливай!
В стопках забулькала прозрачная жидкость.
— Ну вот, к примеру. Алена эта. Что у нее за струнка? — продолжил я после паузы.
— Что ж ты так далеко то? Ты вот, к примеру, о себе знаешь? — с ехидцей сказал Михалыч.
— И что обо мне? — немного насупился я.
— Ты чувства в узде держать норовишь, — ткнул в меня пальцем мужчина. — Не любишь, когда тебе помогают, али жалеют. А вот и струнка твоя, справедливость. Все ты терпеть будешь, но тронь за это, и отпустишь ты хватку, влезешь в драку. На том тебя и поймать можно. Иной сделает тебе на копейку, а взат рубль требует. И ты зубами скрипишь, а делать будешь.
— И что делать, когда со мной так поступают? — нахмурился я.
— Возьми, объясни ему, — пыхнул папиросой Михалыч. — Разложи по полочкам. Вот то, вот это. А потом предложи оценить, по справедливости, имеет ли он право требовать с тебя Луну, коли сам, тебе, лишь камешек дал.
— А если скажет, что может? — не унимался я.
— Дурак значит, — немного резко ответил мужчина. — Умный не захочет такого товарища, терять, который по закону Правды живет. От которого подлости ожидать не надобно. А дурак требовать начнет, свои заслуги раздувая. Дело с таким иметь, все равно, что могилу себе рыть. Такой лишь для себя живет, так дураком и помрет…
День сегодняшнийАлла сидела, откинувшись на спинку кресла, но как-то так, что казалось, будто на ее плечах неимоверный груз, что давит ее к земле и даже не вздохнуть толком. После моего согласия на рассказ будто слетела шелуха, и передо мной сидела не успешная бизнес-вумен, а просто баба на четвертый десяток. Даже глаза, будто наждачкой потерли, стали какими-то тусклыми и безжизненными.
— Знаешь, я долго не могла понять, почему ты отказался. Ты ведь и раньше спал с клиентами. А тут такой отказ…, - начала Алла.
— Я спал не с клиентами. А с женщинами, — резко пояснил Евгений.
— Я помню эти слова. Боже, сколько раз я их вспоминала! Я же тогда пообещала этой Галине. Пообещала тебя. Она потом все припомнила. Мне пришлось напрягать многих людей, столько денег отдать. Ох, и зла я была на тебя, — Алла тяжело вздохнула.
— Интересно, отчего ты поменяла мнение? — поинтересовался парень. — Обычно такого не бывает.
— Мне просто объяснили. Много раз. Что я дура, — грустно усмехнулась Алла.
— Кто если не секрет? — поинтересовался вновь Женя.
— Не секрет. Вместе с тобой ушел Михалыч. Он, правда, дурой не назвал, — по губам женщины скользнула горькая усмешка. — Сказал, что я потеряла душу, продала ее. Я тогда так на него наорала, а он лишь улыбнулся, заявление на стол и вышел.
— Да, Михалыч, это зубр. Ему оры до лампочки, — покивал головой Евгений.
Алла сделала глоток вина.
— После пришла Людмила. Поинтересовалась тобой, куда ты пропал. Ну