– Ты что делаешь? – кричу я, приземляясь на мягкую снежную подушку рядом с печной трубой. – Мы должны проводить мёртвых!
Рядом со мной вырастает тоненький побег и смахивает слезу из уголка моего глаза.
– Со мной всё в порядке. – Я отмахиваюсь от побега и смотрю, как полупрозрачные мертвецы растворяются в ночном небе. – Давай, их нужно проводить!
Виноградные лозы выползают из-под печной трубы и обвивают меня.
– Не понимаю. – Я морщу лоб. – Вы с бабушкой всегда хотели, чтобы я стала следующим Хранителем. И теперь, когда я наконец пытаюсь проводить мёртвых и позаботиться о тебе, ты меня останавливаешь.
Крошечные синие цветы появляются у меня между пальцев, как в тот раз, когда я просила избушку отвезти меня на рынок. Сейчас, думаю, мне понятно, что она хочет сказать.
– Ты хочешь, чтобы я рассказала, как я себя чувствую, – шепчу я. – Всю правду.
Избушка кивает.
Вздохнув, я стягиваю с головы бабушкин платок в черепах и цветах.
– Я не хочу быть Хранителем Врат. – Мой голос тихий и неуверенный. Я откашливаюсь и пытаюсь придать голосу твёрдости. – Не хочу всю жизнь провожать мёртвых и жить лишь их радостями и горестями. Я хочу жить своей собственной жизнью, со своими радостями и горестями.
Избушка не издаёт ни звука и не шевелится, так что я продолжаю говорить. Слова, наконец произнесённые вслух, заставляют меня чувствовать себя сильнее и слабее одновременно.
– Я не хочу, чтобы жизни, прожитые мертвецами, вливались в мою. Мне нужна всего одна жизнь. Моя. И я хочу, чтобы у меня была возможность выбирать, как ею распорядиться. – Я смотрю на бескрайнее небо и звёзды, сияющие сквозь темноту. – Я знаю, что мертва и навеки привязана к тебе. Но я мечтаю о другой судьбе. И я чувствую, где-то глубоко внутри, что всё это возможно.
Плети винограда крепко обвиваются вокруг меня, пока избушка наклоняется всё дальше и дальше назад, и вот мы обе лежим на спине и смотрим на бесконечное звёздное небо. Над нами танцуют зелёные огни северного сияния, и меня обволакивает тепло: мне кажется, избушка меня наконец-то понимает.
В этой вселенной, полной возможностей, должен найтись другой способ сделать всё правильно, кроме как принять судьбу, которой я не желаю.
Я глажу рукой обвивающую меня лозу и тихо шепчу, призвав в свидетели все звёзды на небе:
– Я хочу свою собственную жизнь. Хочу сама выбирать свою судьбу.
Джек вылетает из окна, прижимается к моей шее и суёт кусочек пирога мне в ухо. Я протягиваю руку, чтобы вытащить его, и мне на лицо падает бабушкин платок.
– И я хочу, чтобы Ба вернулась, – добавляю я. – Знаю, что могла бы привести её домой, если бы ты позволила мне попробовать.
Избушка вздыхает и обнимает меня ещё крепче. Она качает меня, и я засыпаю под звёздным небом, как бывало когда-то давно, когда я была ещё совсем ребёнком. Где-то посреди ночи я чувствую, как лоза приподнимает меня, несёт внутрь и укладывает в постель.
Хоть я и не знаю, что будет дальше, мне уже гораздо лучше оттого, что я сказала избушке всю правду. Я уверена, мы с ней обязательно что-нибудь придумаем.
Край Озёр
Мне снится, что избушка скачет по степи и пол ходуном ходит подо мной. Когда я просыпаюсь, я понимаю, что мы и правда в другом месте: воздух не кусает мне горло, а ресницы не подёрнуты инеем.
Окно моей комнаты распахнуто, Джек сидит на подоконнике. Зелёные и синие пятна за его спиной кажутся такими знакомыми, что я вскакиваю и бегу к окну, а сердце готово выпрыгнуть из груди.
– Край Озёр! – выдыхаю я. Мы вернулись на тот же скалистый выступ, где я познакомилась с Бенджамином. – Спасибо тебе, избушка!
Я быстро одеваюсь и выношу Бенджи на улицу. Он так и рвётся на волю из моих рук, и, когда я наконец спускаю его на землю, он начинает прыгать и кружиться в воздухе, восторженно блея. Напрыгавшись и набегавшись, он опускается на колени и начинает жадно грызть побеги свежей травы у большого валуна.
Горы не такие безжизненные, какими я их помню. Весна одарила их свежей травой и полевыми цветами, тёмно-зелёные кустики вереска кое-где усыпаны фиолетовыми бутонами. Джек громко каркает, взмывая в воздух, пикирует прямиком в куст вереска и принимается искать жуков под обветренными камнями.
Я любуюсь долиной, маленьким городком на берегу озера, крошечными деревнями, разбросанными то тут, то там, и меня накрывает печаль. В прошлый раз, когда мы были здесь, я верила, что смогу посетить маленький городок, если мне удастся сбежать из дома. Теперь же я знаю, что никогда не смогу сбежать. Я возвращаюсь к входной двери.
– Скажи, пожалуйста, зачем ты перенесла нас сюда?
Избушка поворачивается так, что её глаза-окна смотрят на Бенджи. Он медленно бредёт в сторону Джека, пережёвывая свежую траву.
– Мы пришли вернуть Бенджи домой? – Я опускаюсь на ступеньку и вздыхаю. Я знаю, что здесь – среди травы и пастбищ – ему будет намного лучше. Но, кроме него и Джека, у меня совсем никого не осталось.
Из чулана вываливаются кости, и я оборачиваюсь, не совсем понимая, что происходит. И тут что-то во взгляде, которым смотрит на меня избушка, в том, как смиренно опущены козырьки над дверьми, заставляет волнение разлиться по моему телу, как поднимаются пузырьки со дна стакана.
– Ты позволишь мне пройти сквозь Врата? – шепчу я, едва решаясь поверить в это.
Избушка медленно кивает.
– Спасибо! – Я вскакиваю и прикрываю рот руками. Слёзы счастья и облегчения катятся по моим щекам, я смахиваю их и смеюсь. – Джек! – кричу я, спеша поделиться хоть с кем-то радостными новостями. Он ковыляет ко мне, оборачиваясь и поглядывая на кустики вереска, где под камнями водятся жуки. – Сегодня ночью Ба вернётся! Я приведу её домой!
– Какая такая Ба?
Я поворачиваюсь на голос, прикрываю рукой глаза от солнца и смотрю туда, откуда он доносится. Бенджамин машет мне от валуна, где мы сидели в прошлый раз, когда я была здесь.
– Твой дом, наверно, ушёл тогда? – улыбается он со знакомой издёвкой в глазах.
– Да, это правда. – Я подхожу к нему и тепло улыбаюсь в ответ. – А Ба – это моя бабушка. Она кое-куда отлучилась, но сегодня вечером я приведу её домой.
– Достаточно таинственно, – кивает Бенджамин. – Где вы пропадали? Я прихожу сюда каждый день искать тебя, но вас и след простыл.
– Извини. Ты, должно быть, очень беспокоился за Бенджи… то есть за своего барашка! Я назвала его Бенджи. – Мои щёки пылают. – Я не хотела уходить, но избушка…
