Девчонка в автобусе назвала ее этим ужасным словом – долбанутая. Мне было интересно, связано ли это со сплетнями о том, что Нелл и ее мама были ведьмами, или с тем, что она такая… своеобразная, и одевается необычно. Как говорит моя мама, быть другим, просто быть собой, а не тем, кем тебя хотят видеть, и есть настоящая смелость.
«У ее отчаяния привкус лимона», – сказал Аластор и снова замолчал.
Я помотал головой. Он сказал «отчаяние». Не грусть, печаль или огорчение. Отчаяние. То, что уже за гранью надежды.
За весь день в школе я видел, что Нелл говорила только с двумя людьми, не считая меня: с преподавательницей естественных наук и с Нортоном. А дома – только со мной, дядей Барнабасом и Жабой. Есть ли кто-нибудь еще в ее жизни?
Или она совсем одна?
Я откинулся назад на стуле, мысли в голове наступали друг другу на пятки. Я-то не задержусь тут дольше, чем на две недели. В конце концов, какая разница, что все они подумают обо мне. Пока они, вроде бы, не начали ненавидеть меня, как бабушка, и не пытаются зарезать. Важно то, как они относятся к Нелл. Ведь я уйду, а она останется.
– Тебе так идут эти очки! – сказал я достаточно громко, чтобы те девчонки услышали. – Моя мама выбирала их на Пятой авеню в Нью-Йорке в этом бутике… – Как же назывался тот магазин, частью которого владела бабушка? – Bergdorf Goodman.
Нелл нахмурилась.
– Нет! Не см…
Я пнул ее под столом и снова откинулся, чтобы видеть девчонок.
– Ну да, мама часто ездит в командировки и всегда привозит Нелл какие-нибудь классные штуки. Она говорит, мало кто понимает, что такое настоящая дизайнерская вещь. У некоторых есть врожденное чувство вкуса. – И я снова на них посмотрел. – А остальным просто не повезло.
Нелл подавилась пиццей и теперь стучала себя по груди.
– А они там еще продаются? – спросила девочка, которая только что критиковала очки Нелл, и ее глаза загорелись.
– Нет, дизайнер сделал их на заказ.
И тут раздался звонок. Я поблагодарил каждую счастливую звезду в небе, ведь система Станиславского не может долго работать на человека, чье представление о моде и стиле ограничивается дерзким решением надеть пестрые носки к школьной форме.
– О, Итан! – Мистер Гупта окликнул меня, когда я уже стоял на пороге. Да я вообще уже вышел в коридор, но Нелл буквально развернула меня взглядом.
Точно. Я Итан. Меня зовут Итан. Итан, Итан, Итан.
– Я понимаю, ты у нас ненадолго, но все равно хочу предложить тебе принять участие в нашем большом проекте. Кажется, тебе нравится мифология?
Я помедлил с ответом.
– Ну, понимаете… У меня вообще-то не очень много идей…
Мистер Гупта попросил нас придумать проект, который раскрывал бы взгляд на сюжеты мифов Древней Греции с современной точки зрения. Мистер Викворт просто задал бы нам реферат страниц на двадцать и снижал баллы за пунктуацию, оставляя пометки на полях.
«Разве ты не считаешь себя художником? – спросил Аластор. – Разве ты не тратишь все свое тайное время на рисование?»
«Обязательно говорить „тайное время“? Звучит жутковато».
«Не более жутко, чем пони, слизняк. Ты понимаешь, о каких пони я говорю?»
О фарфоровых пони. Бабушка дарит мне по статуэтке на каждое Рождество. Не знаю, почему. Наверное, думает, что это именно то, что нужно современным мальчишкам. Я, конечно, делаю вид, что они мне не нравятся. Но на самом деле они красивые. И вообще милые. Ничего «жутковатого» в них нет. Но это знание умрет вместе со мной. И с демоном.
– Итан, все в порядке?
– Да, конечно, – сказал я, быстро доставая блокнот. – Я не… Я не очень талантлив, но люблю рисовать. – Я открыл блокнот. На уроке географии я сделал набросок Дома семи ужасов. – Вы, конечно, можете отказаться, но, кажется, я мог бы нарисовать иллюстрации к мифам, как в книжках…
«Слизняк, если человек жаждет уважения, он не должен говорить с вопросительной интонацией. Хочешь быть художником – будь им».
Этот совет… оказался неожиданно хорош, учитывая, что поступил он от существа, родившегося в огненной яме.
«Ты можешь воздать почести моей гениальности, накормив меня, – зашипел Аластор. – Накорми меня!»
– Ого! Замечательные рисунки! – сказал мистер Гупта, а я старался не умереть от смущения. Казалось, что лицо у меня горит. Я был ужасно взбудоражен. – Думаю, иллюстрированный пересказ – отличная идея. На какой спецкурс тебя записали?
– А… – Я старался не обращать внимания на горячий песок, который пересыпался в моей здоровой руке. – Ничего особенного, какие-то занятия в библиотеке.
«Накорми меня!»
– Ты когда-нибудь ходил на уроки рисования?
Что Аластор делает? Почему мои пальцы опять двигаются сами?
«НАКОРМИ МЕНЯ!»
Я посмотрел на учителя и вспомнил, что надо помотать головой.
– Н-нет, не ходил.
– Я поговорю с учительницей рисования. Может быть, она разрешит тебе посещать ее уроки.
И вдруг моя рука протянулась и схватила маленькую, размером с ладонь, тыкву, которая украшала стол мистера Гупты. Рука поднялась рывком и засунула тыкву мне в рот, а рот сам начал жевать. Я отгрыз кусок, прожевал и проглотил.
Мистер Гупта вытаращил глаза.
– Я… думал, это яблоко… – глупо сказал я, пытаясь вернуть ему тыкву.
– Оставь себе, – ответил мистер Гупта. – Вдруг захочешь перекусить попозже.
Глава 17
Вожак стаи
Тренер Рэндал состоял из скрипящих кроссовок и громких свистков. Он был в белом спортивном костюме Nike с оранжевыми полосками и в такой же бейсболке. И на костюме, и на бейсболке красовался логотип школы. На котором, вы не поверите, на фоне молодого месяца была изображена ведьма, летящая на метле. Одного взгляда на тренера хватило, чтобы понять: он
