А демон, дурак, возьмет и послушается! Хвостиком побежит за магом. Да и вообще, не хочу я, чтобы Моран с ним один на один оставался! Понимаю, он опытный страж. Но мне все равно страшно за мужа.
— Нельзя ли нейтрализовать его, не приближаясь?
Де Шалон покачал головой:
— Слишком рискованно. Могут пострадать король и королева.
— У меня есть идея.
И, прежде чем Моран успел ухватить меня за руку, я ринулась по узкому проходу к сцене, ловя на себе недовольные взгляды зрителей справа и слева. Еще один, сверлящий затылок, достался мне от стража.
В глазах предательски темнело. Казалось, еще немного — и сердце пробьет грудную клетку. Или выскочит через горло.
Поравнявшись с лжеграфиней и заглянув в ее застывшие, точно два сталактита, глаза, едва сознание от ужаса не потеряла. Совсем некстати вспомнилась охота в Артонском лесу и встреча с демоном, коварно прикинувшимся маленькой девочкой. Не думала, что когда-нибудь придется пережить еще раз что-то подобное.
И вот я смотрю в глаза самому опасному в мире хищнику. Взмахнув веером, негодующе говорю:
— Графиня, вы заняли мое место!
Со всех сторон послышалось недовольное шиканье.
— Ваше место? — вкрадчиво переспросила самозванка.
Фрейлины, что сидели во втором ряду, недовольно зароптали, намекая, чтобы я отодвинулась и не загораживала сцену.
— Именно. Пожалуйста, пересядьте.
Была вероятность, что королева рассердится, что отвлекаю всех от спектакля, и велит мне убраться. Или попросит, чтобы кто-нибудь из сеньоров уступил ее капризной фрейлине место. Ряду так в последнем.
Но я надеялась, что благосклонность, с которой ее величество ко мне относилась, и на этот раз возьмет верх над другими чувствами монархини.
— Александрин, вы опоздали, — мягко пожурила меня Алайетт.
Я опустилась в глубоком реверансе, хоть колени дрожали, и мне все казалось, что вот сейчас демон набросится на меня, и, прежде чем кто-нибудь успеет закричать или ахнуть, разорвет в клочья.
— Прошу прощения, ваше величество, — потупилась я. Мысленно простонав, выдавила: — Дурнота замучила. Даже боялась, что придется пропустить спектакль.
— Лучше бы пропустили, вместо того, чтобы его срывать! — откуда-то сбоку бросила кузина.
— Александрин, вы… вы беременны? — тепло улыбнулась мне королева. В наступившем молчании тихие слова прозвучали как гром среди ясного неба.
Кивнула обреченно. Украдкой взглянула на де Шалона и поняла, что, если меня не убьет демон, это с превеликим удовольствием сделает его светлость.
— Ну так садитесь же, скорее садитесь! — засуетилась владычица. — Представляю, как вы слабы. Меня саму во время беременности часто мутило. Ужасное чувство! Графиня, ну что же вы? Поднимайтесь. Господа, кто-нибудь, уступите мадам де Фанжери место.
Уголки губ липовой мадам дернулись в усмешке, какой-то хищной и очень нехорошей. Мало у меня врагов, теперь вот еще и демон.
Покорно поднявшись, замаскированное исчадие мглы заняло место в третьем ряду с краю. До правителей, если решит напасть, не успеет добраться, но другие придворные могут пострадать.
Надо было «графиню» рядом с Серен усадить.
Королева взмахнула рукой, разрешая актерам продолжать спектакль, и, наклонившись ко мне, прошептала:
— Теперь остается только ждать и гадать, кто это, девочка или мальчик.
Я слабо улыбнулась в ответ, каждым волоском на своем теле ощущая тяжелый, пронизывающий взгляд стража.
Так Моран узнал о том, что в скором времени станет отцом.
ГЛАВА 21
Первый акт комедии подходил к концу. Снедаемая страхом, который концентрировался во мне, грозя перерасти в панику, я даже не пыталась вникнуть в содержание спектакля. Что-то про беспринципного негодяя, дворянчика-сердцееда, соблазнявшего и обманывавшего доверчивых дам.
Ожидание изматывало. Судорожно сжимая веер, чтобы унять дрожь в пальцах, я смотрела на сцену, но видела перед собой только безжизненное тело несчастной графини.
Еще один труп в Оржентеле. Главное, чтобы сегодня их не стало больше.
Придворные, увлеченные игрой тангрийской труппы, больше не бросали на меня недовольные взгляды. Разве только Серен… Хотя ее взгляд выражал куда более сильные чувства, нежели простое недовольство. Украдкой взглянув на кузину, сидящую во втором ряду справа, вздрогнула и поспешила отвернуться. На демона и то смотреть приятней. Налитые кровью глаза герцогини свидетельствовали о том, что она пребывает в крайней степени бешенства. Щеки ее раскраснелись и теперь удачно гармонировали с цветом кулис, отделанных золотистой бахромой. Такой же золотистой, как шевелюра нашей завистницы и ее роскошное парчовое платье.
Я буквально ощущала исходящие от Серен флюиды ярости и диву давалась, как она еще не сгорела в полыхавшем внутри нее пламени.
Приказав себе не думать о кузине, постаралась сосредоточиться на внутренней тьме. Нет, строить из себя героиню приключенческого романа и демонстрировать всем, что владею магией морров, я не собиралась. Но если придется защищаться и защищать зародившуюся во мне жизнь, одной лишь огненной стихии, боюсь, может быть недостаточно.
Так и сидела, считая секунды до момента, когда демон решит атаковать, и втайне молила богиню, чтобы этого не случилось во время спектакля.
Не сейчас, пожалуйста, не сейчас…
Увы, Единая осталась глуха к моим мольбам. Концентрируясь на силе, я не сразу обратила внимание на прокатившийся по залу ропот. А оглядевшись, поняла, что зрители больше не улыбаются. Придворные неодобрительно перешептывались и хмурились, глядя на показавшуюся из-за кулис и истуканом застывшую посреди сцены юную актрису. Кажется, бедняжка от волнения позабыла слова. Стояла, не произнося ни звука, в то время как остальные лицедеи шепотом подсказывали ей реплики.
Пауза затянулась. Взгляды всех собравшихся были прикованы к онемевшей девице, а она… вдруг начала улыбаться. Лицо актрисы, неестественно бледное от обилия пудры, исказила гримаса торжества и злорадства. Жуткая, устрашающая.
Я чуть не закричала, когда грудь прошила острая боль. Настолько сильная, всеохватывающая, что на какой-то миг мир перед глазами потускнел. Теперь вокруг преобладали черно-белые краски. Стихли звуки. Гомон голосов поглотила вязкая тишина. Позабыв, как дышать, все смотрели на демона, с которого ошметками спадала личина, обнажая истинную его ипостась. Нежный лик красавицы смазался, истончилось платье, стягивавшее хрупкий стан. Вместо миниатюрной комедиантки перед нами возвышалась мощная фигура в лохмотьях, в которые превратилась искусная иллюзия.
