Если раньше Фернану было плевать на сплетни о нем самом, то упоминание «разлучницы» вызвало желание закрыть пару-тройку (а лучше все!) лживых газетенок и поотрывать лапки лживым писакам. Потому что руками такое написать невозможно. Только лапами!
Что они вообще о ней знают?
Что он знал о ней сам? Практически ничего. Как и Жизель (если верить дневнику и ее словам), Фернан повесил на Селани ярлык и долгое время отказывался воспринимать девушку по-другому. Сам же нанял, сам же позволял себе оскорбительные замечания. А ведь Селани права: она единственная нашла подход к его дочерям и вела себя очень достойно, если не считать истории с фидруаром. Но что еще более странно и удивительно — нашла подход к нему самому.
Фернан цеплялся за прежний образ Селани, потому что так проще было объяснить свое желание затащить ее в постель. И противоречащее ему стремление не поддаваться соблазну, оставаться хладнокровным. Но быть равнодушным рядом с ней не получалось. Пора это признать и что-то с этим делать. Например, переспать или уволить, чтобы положить конец сплетням.
Но представить дом без Селани почему-то уже не получалось: без ее улыбки, без их постоянных споров, без ее игр с девочками. И в то же время теперь он не хотел предлагать ей обычную интрижку. Особенно когда узнал поближе. Во-первых, мирэль Тонэ за подобное предложение в лучшем случае отвесит ему пощечину или того хуже — все-таки уволится. А во-вторых, он не желал отдавать ее на растерзание журналистам. Нет, теперь об увольнении не могло быть и речи.
Он хотел заботиться о ней. Защищать ее.
Забытое чувство по отношению к женщине.
Чувство, которое в случае с Жизель ничем хорошим не закончилось.
Точнее, закончилось вот этим.
Фернан снова взглянул на дневник.
Жизель писала, что ему нужен идеал, но Селани идеалом не была, с какой стороны ни посмотри. Да в ней недостатков больше, чем у близняшек игрушек! Но почему-то его тянуло именно к ней.
«Я пыталась поговорить с Ф. о произошедшем, сказала о том, что он чудовище и предатель. Но он велел мне заткнуться, заявив, что если не хочу проблем, буду молчать. А он станет поступать так, как считает нужным.
На моей шее до сих пор следы нашего разговора. Спасибо тому, кто придумал шарфики, которыми можно прикрыть любое зверство. Но я боюсь, вдруг это повторится снова?»
«Селани Тонэ уже не скрывает их связи, наоборот, гордится своим романом с женатым мужчиной. Сегодня она намекнула, что совсем скоро займет мое место. Боюсь даже представить, что имела в виду эта стерва!»
«Страх поселился рядом, мне все время страшно. Сегодня я случайно подслушала ИХ разговор. Ф. и Селани обсуждали досадную помеху (меня, подозреваю), из-за которой они не могут быть вместе. Ф. пообещал, что в самом скором времени он все решит».
На этой записи дневник обрывался, дальше шли несколько чистых страниц, которые Фернан все равно с остервенением пролистал. Как будто было недостаточно того, что уже успел прочитать.
На горизонте забрезжил рассвет, но он даже не думал о сне.
Его жена была сумасшедшей. Как еще объяснить странные фантазии, написанные, без сомнения, ее рукой? Она считала, что он ее душил, но Фернан никогда бы не тронул Жизель даже пальцем.
Точно безумная.
Он захлопнул дневник, поднялся и запер его в сейфе. Нет, этот бред не должен попасть в руки полиссаров. Ради безопасности его семьи.
И мирэль Тонэ.
Глава 14
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ТУФЛИ
Ира Илларионова
Давай, Ира, ты сможешь. Это ведь раз плюнуть. Надо всего лишь поднять руку, сжать ее в кулак и постучать. А потом, когда из-за двери раздастся голос, который слышать мне ну вот ни капельки не хочется (я сказала, не хочется!), толкнуть эту самую дверь и, помогая себе мысленным пинком под зад, впихнуться внутрь.
Поднять, кулак, впихнуть… Уф!
Прошедшие два дня мне легко удавалось избегать Демаре. Вернее, он сам не попадался мне на глаза. Началась трудовая неделя, и его вечно занятое величество уезжал на работу чуть свет, а возвращался уже затемно, когда мы с близняшками, поужинав, читали в детской сказки.
Было видно, девочки скучают по отцу, а я… Нет, я по их отцу не скучаю.
Не скучаю, я сказала!
Вполне вероятно, что и сегодня он уедет с утра пораньше, и мы так и не пересечемся. Тогда придется обращаться с просьбой к Жужжену, а это… Да лучше я еще раз с Демаре поцелуюсь!
Не лучше, Ира, не лу…
Ой, все!
Я чуть не вскрикнула, когда дверь неожиданно распахнулась, и на пороге возник его алмазное величество во всей своей небритой красе.
Легкое покалывание щетины, щекочущей щеку, отдающееся во всем теле пламенной дрожью. Горячее дыхание на губах, пьянящая горечь сигар и…
Земля вызывает Иру.
— Мирэль Тонэ? Это вы тут сопите в замочную скважину? — невозмутимо поинтересовался Демаре.
— И вовсе я в нее не соплю, — начала было я, но поняв, что надо мной банально потешаются, тряхнула головой, прогоняя совершенно лишние мысли, и решительно заявила: — Нам надо поговорить!
Я быстро скажу все, что хочу, и отправлюсь обратно наверх. Расстояние в один этаж — минимальное, которое должно нас разделять. Потому что стоит мне оказаться вот так, как сейчас: слишком близко к нему, как со мной начинает твориться что-то невообразимое.
Неправильное и противоестественное.
Почаще напоминай себе об этом, прелюбодейка.
Судя по тому, что Демаре был при параде и с портфелем, он уже собирался уезжать. Но, услышав о моей
