Корсус отдал приказ пересечь долину перед их передовыми отрядами, как я уже говорил тебе, о Король, что было приказом сумасшедшего. Ибо Спитфайр, увидев, как наш отряд идет по долине справа от него, направил своих воинов в атаку, напал на нас с фланга, разделил надвое, и через два часа наше войско было разбито, как яйцо, которое сбросили со сторожевой башни на гранитные плиты. Я еще не видел такого страшного поражения великого войска. С трудом мы пробились назад в Аулсвик, в живых осталось семнадцать сотен бойцов, из них несколько сотен тяжело раненных. Противник потерял всего две сотни, Спитфайр одержал над нами великую победу под Бриманским Рапсом, которой никто не ожидал. Наше бедственное положение усугубилось тем, что с севера пришли спасшиеся воины и рассказали, как Зигг напал на малый отряд, оставленный удерживать Стайл, и разгромил его. Так что мы оказались запертыми в Аулсвике, и нас почти держало в осаде войско Спитфайра, который никогда не одержал бы верх над нами, если бы не чудовищная глупость Корсуса.
Плохую ночь провели мы в Аулсвике у моря, о милорд Король. Корсус был пьян, и оба его сына залпом осушали бокал за бокалом вина из аулсвикских подвалов Спитфайра. В конце концов, Корсус повалился на пол между столами и стал блевать, а Галландус, от большой досады и стыда, закричал: «Воины Колдунии! Я устал от этого Корсуса. Он буян, развратник, чревоугодник, скандалист, он губит не вражеские войска, а свои. Он приведет нас в ад, а у нас нет приказа помешать ему. Я вернусь в Колдунию, чтобы больше не участвовать в этом позоре». Но все закричали: «Долой Корсуса! Будь нашим полководцем».
Гро с минуту молчал. Потом сказал:
– О Король, вышло так, что немилость богов и моя несчастная судьба ввергли меня в этот спор, и часть вины за его исход лежит на мне. Но не суди слишком строго. Я не думал, что каждое мое слово может способствовать тому, что Корсус продолжит свои пагубные действия. Все продолжали кричать: «Галландус! Галландус! Вырви сорняки, а то сгниет доброе зерно! Будь нашим командующим!» Галландус отвел меня в сторону, чтобы поговорить, потому что он хотел услышать от меня здравое суждение, прежде чем соглашаться на такое важное предложение. А я, видя в этих беспорядках смертельную опасность и думая, что единственный выход – в том, чтобы командование принял безупречный воин, который одновременно способен на высокие замыслы и благородные поступки, подтолкнул его к решению принять предложение. И он согласился, хотя и неохотно. Все захлопали, а Корсус ничего не сказал. Мы думали, что он был слишком пьян, чтобы говорить или двигаться.
В ту ночь все отправились спать. А утром, о Король, во внутреннем дворе Аулсвика раздался страшный шум. Я в одной рубахе выбежал в туманный серый рассвет и увидел Корсуса, который стоял в галерее перед палатами Галландуса. Он был обнажен до пояса, его волосатая грудь до подмышек и руки были в крови, и в руках он держал два окровавленных кинжала. И он кричал громким голосом: «Измена в лагере, но я вырвал жало! Подходите все, кто хотел Галландуса своим полководцем, я смешаю их кровь с его кровью».
К этому времени Король натянул шелковые шоссы, чистую шелковую рубашку, и зашнуровывал черный дублет, отделанный алмазами.
– Ты рассказал мне о двух ошибках Корсуса, – заметил он. – Сначала он проиграл битву, а потом убил Галландуса в приступе раздражения, хотя мог этого не делать.
– Убил спящего, – сказал Гро. – Отправил Галландуса из тени сна в вечную тьму.
– Ну что ж, – сказал Король. – В каждом месяце есть два дня, когда ничто начатое не заканчивается. Я думаю, что Корсус исполнил свои намерения относительно Галландуса в один из таких дней.
– Весь лагерь взбунтовался против него, – сказал лорд Гро. – Все были глубоко оскорблены убийством достойного воина. Но они не смеют открыто выступить против Корсуса, ибо его охраняют ветераны, а он уже выпустил кишки дюжине тех, кто роптал, так что остальные пребывают в страхе. Говорю тебе, о Король, твое войско в Демонланде в гибельной опасности. Спитфайр сидит под Аулсвиком с большим войском, нет надежды на то, что мы сможем долго продержаться без свежих сил. Есть опасность, что Корсус решится на отчаянный шаг. Я не вижу, как он вообще сможет успешно предпринять что бы то ни было с взбунтовавшимся войском. О нем идет дурная молва, и если он не загладит, как можно скорее, свою вину за провал под Бриманским Рапсом, позор ждет его. Существует мнение, что у демонов не осталось кораблей, и что Лаксус правит морем. Между флотом и Аулсвиком нет сообщения, но в Демонланде много хороших гаваней и мест для строительства кораблей. Если демоны смогут помешать нам сменить Корсуса, и не дадут Лаксусу успешно действовать на море, мы встретимся с огромными трудностями.
– Как тебе удалось ускользнуть? – спросил Король.
– О Король, – ответил Гро, – после убийства в Аулсвике я каждый день боялся удара кинжалом, так что для спасения собственной жизни и ради Колдунии стал продумывать способы побега. В конце концов, я тайно добрался до флота, и держал совет с Лаксусом, который очень зол на Корсуса за деяния, после которых наши надежды могут развеяться в дым. Лаксус просил меня встретиться с тобой, о Король, и говорить как от своего имени, так и от имени всех верных сердец Колдунии, которые надеются на твое величие и не сдаются в надежде на твою помощь, пока еще не все пропало. Ибо воистину Корсусом овладело безумие, которое перевернуло его характер и рассеяло все доброе, что ты знал в нем. Удача покинула его, сейчас он может разбить нос, даже упав на спину. Молю тебя, нанеси удар, не то судьба ударит первой, и мы окажемся в опасности.
– Тьфу, – сказал Король. – Не пытайся поднять меня, пока я не упал. Пора ужинать. Сопровождай меня в зал для пиров.
Король Горайс к этому времени был уже в полном облачении для праздника, в блио из тонкого черного шелка, украшенного полосками черного бархата и расшитого алмазами, в черных бархатных шоссах, накрест перехваченных серебристыми шелковыми лентами с блестками, в широком плаще из медвежьей шкуры с золотым воротом. На голове его красовалась
