– Мазал особым эликсиром цветочки, чтобы бабочки слетались. – С довольным видом он полез в карман штанов и вытащил пузырек, подозрительно напоминавший бутылочку из моей лавки. – Комарик, хватай сачок.
– Зачем? – напряглась я, глядя на длинный черенок с розовой сеткой на верхушке.
– Ловить бабочек. Ты же всегда мне помогала.
– Я? – с предупреждением в голосе уточнила я.
Темная Богиня дери Кросфильд с его полоумными гостями! Я была готова поднапрячься и сотворить любую бабочку: с пятнистыми крыльями под леопарда, полосатыми под зебру и даже в розовый горох, под цвет моего платья, одолженного у Эбигейл, лишь бы братец Барнс ловил крылатых уродцев без моего участия.
– А что, милая, сачок как раз под цвет твоего платья. Очень элегантно смотрится, – словно прочитал мои мысли Картер. – Ты просто обязана помочь своему брату выловить в кустах тигровую креветку.
– Бабочку, – поправил Барнс.
– Ну и бабочку.
Одарив насмешника лютым взглядом, я поднялась, оправила платье, врезавшееся под мышки, и выдрала из рук фальшивого брата сачок.
– Что ж, давай половим…
– Я с вами! – восторженно подскочила Эбигейл, и я даже на расстоянии различила, как измученные надсмотрщицей лакеи выдохнули от облегчения.
– У меня сачков завались! – обрадовался Барнс, бросаясь к чехлу, где, как мне думалось, лежали удочки. – На всех хватит! Даже на господина Картера.
– Я пас, – замахал он руками.
– Как же? – пожала я плечами. – Нам пора придумывать семейные традиции, мой Огурчик. Что может быть милее, чем махание сачком в жару?
– Складывание инквизиторского костра? – любезно предположил он.
– Складывая на заднем дворе инквизиторский костер, помни, чем выше пламя, тем сильнее и разрушительнее дождь, его заливающий, – дословно процитировала я одну из ведьмовских заповедей, изреченную бабкой Примроуз.
– Ах! Они так друг друга любят, – с умилением вздохнул Барнс, обращаясь к Эбби, и нас всех перекосило.
В жизни ничего глупее, чем стоять посреди поля с сачком на изготовку, мне делать еще не приходилось. Хотя в детстве мы с кузенами на спор лизнули обледенелые кованые ворота, а потом простояли час с прилипшими языками в холоде. Мороз, к слову, в горах обычно трескучий, чуть не померли от бабкиных методов вытравливания глупости из детских умов (думаю, что в тот раз у Томми и скукожились какие-то нужные извилины).
Вокруг жужжало и кишело мошкарой. Злющий Картер отгонял кусачих слепней, принявших дворянина за обычную скотину (что, впрочем, было недалеко от истины), и с лютой ненавистью смотрел, как Барнс и Эбигейл замерли в пятнадцати ярдах от нас. Они вслушивались в разноголосый полевой гул и чего-то ждали. Видимо, налета крылатой своры. Но пока что над ними в небесной синеве кружила одна-единственная ворона, похоже, принявшая двух ловцов за полевые пугала.
– Я придумал, как избавлюсь от этого… шурина, – шлепнув себя по взопревшей шее, ругнулся Картер. – Надену на голову мешок, засуну в карету и выроню где-нибудь в другой провинции.
– Ему надо нюх отбить, – посоветовала я. – Полтора золотых, и он будет чувствовать только запах грязных носков.
– Зачем такая жестокость за такие бешеные деньги? – удивился Картер.
– Говорят, что коты всегда возвращаются домой, даже если завезти в непролазную топь. Его сестра сейчас мяукает, так что ты не можешь знать, на что способно семейство Слотеров.
Картер отмахнулся от мошкары сачком, тюкнул себе по макушке и просветленно цыкнул:
– Да пошли уже ему этих проклятых креветок, в смысле, бабочек, пока меня не сожрали! Сделай доброе дело!
– Проблема в том, что добрые дела черных ведьм кажутся добрыми только черным ведьмам, – вздохнула я.
Тут его кто-то укусил под лопатку, и настоящий дворянин взвыл раненым быком:
– Да наплевать!
– Три золотых.
– Я тебе пять заплачу, если он потом думать о бабочках, стрекозах и креветках не захочет.
– Ну что ж… – Я размяла руки. – Потом не говори, что тебя не предупреждали.
Повернувшись к парочке спиной, я сложила пальцы особым знаком и мягко погрузилась в магический транс. Со стороны казалось, будто я подставила лицо солнцу ради хорошего загара. Призвать бабочек, порхавших на просторах Кросфильда, было раз плюнуть. Наверняка зов услышали даже те самые тигрово-креветочные летуньи, если они, конечно, существовали не только в воображении «страстного энтомолога». Когда я открыла глаза и отряхнула руки, сбрасывая последние крохи магии, Картер разочарованно уточнил:
– И все?
– На твоем месте я бы сейчас спряталась в шатер, – посоветовала я и, наплевав на остальных, заторопилась в укрытие. Что характерно, подельник, наученный горьким опытом, не стал спорить и советом не пренебрег.
– Что это? – прошептал он, оглянувшись через плечо.
– Доброе дело, стоившее тебе пяти золотых, – легкомысленным тоном пояснила я.
Бабочки летели отовсюду, и спасения от них не было. Светлые, темные, покрупнее и помельче, они атаковали небольшую поляну, словно саранча. Облепили белый шатер, запорхали под куполом, заставляя слуг задирать головы.
Испуганная парочка ловцов исчезла в мерцающем облаке трепетных крыльев. Взятые в плен, они отбрыкивались и отмахивались. Из рассыпающегося кокона то вылезала рука, то летел сачок. Доносился визг Эбигейл. Слуги и хотели бы помочь хозяйке, но никто не решался сдвинуться с места, с мистическим ужасом следя за тем, какими пугающими могли быть невинные хрупкие с виду создания.
– Светлая богиня! Что же за дела такие делаются? – испуганно шептали лакеи, осеняя себя божественными знамениями. Страшно подумать, в какой религиозный экстаз впал бы отец Грегори, выбери он пикник вместо крестин.
– Он цветочки чем-то опылил, вот твари и слетелись со всей округи, – блеснув логикой, успокоил прислугу Картер.
Вдруг облако разделилось на две половины, и одна с длинными ногами в облегающих мужских штанах ринулась в сторону высоких колючих кустов. Барнс несся наперегонки со стремительно летящей тучей, и на мгновение ему даже удалось вырваться вперед. На кочке беглец споткнулся, с воплем покатился в кусты и затих. Над зарослями затрепетали бабочки, не желавшие отпускать жертву.
– Сжалься над Эбби, – вздохнул Картер и до неприличия неторопливо направился к исчезнувшему в можжевельнике шурину: – Барнс, подайте голос!
Я едва заметно махнула рукой, поднимая ветер. Поток горячего воздуха качнул шатер, сорвал с головы старого слуги седой парик, сдул с поляны абсолютно всех бабочек, явив миру растрепанную Эбигейл. И сбил с ног Картера, почти добравшегося до затихшего Барнса.
– Извини, Картер, – крикнула я, как только жених резко вскочил на ноги.
И тут, не видя ничего перед собой, любитель насекомых с бешеным воплем вырвался из кустов.
– Гадюка! – орал Барнс так, что крик, верно, слышали даже в особняке.
Не разбирая дороги, он ринулся в сторону ручья.
– Осторожнее, обрыв! – с предупреждением бросился следом Картер, но не успел. Раздался затихающий писк, а следом звонкий плеск.
Выскочив из шатра, мы дружно наблюдали, как энтомолог с отчаяньем бездарного циркача изображал утопление. Глотал воду и поднимал фонтан брызг. Точно всю рыбу перепугал местным рыбакам!
– Я в сетях запутался! Тону! – захрипел он.
– Дорогой брат, ты не утонешь! Там по коленки, – заявила я, глядя
