Ванюта сидел на корточках, нюхал ветер, его оттенки, улыбался, когда ветер был сладок, хмурился, когда тот был с горечью – не привычной тундреной горечью, которая исходит от трав и добавляет воздуху остроты, а той, что идёт от горя или от злого замысла. Он ждал.
Скоро появились они. В светлом мареве, наполнявшем тундру, их торчащие поверх нарт головы походили на головы людоедов парнэ из маминых сказок, которые она рассказывала Ванюте долгими и вьюжными зимами. Матово отсвечивал корпус железных нарт, переднее стекло было мутным, словно на него надышали. Собачьи морды с оскаленными клыками смотрели настороженно и недобро.
Аэронарты сбавили бег, хорей направил собак к Ванюте.
– Йе-хе-хе, – хехекали в траве куропатки и, смеясь, разлетались в стороны. Они чувствовали, кто здесь побежденный, кто победитель.
Ванюта встал.
Аэронарты остановились в трёх-четырёх хореях от них с Юнако. Темняк сполз по гладкому боку аэронарт на землю.
– Куда идёшь, Ванойта, ступающий по корням? – спросил Темняк, пританцовывая на влажном мху.
– Куда иду, в землю Царя-Ветра иду, – ответил ему Ванюта, вспомнив рассказ отца о мёртвой старухе Пухутякои и отцовские слова об обмане, который грехом не считается, если обманываешь смерть.
– Знаешь, где лежит земля Царя-Ветра? – Темнолицый покачал головой.
– Знаю, не знаю, иду, и всё.
– Думаешь, до земли Царя-Ветра легко добраться?
– Иду всё же.
– Как собираешься жить дальше?
– Не знаю.
– Как же ты не знаешь? Я думал, ты умный, у твоей мысли путь есть. – Темняк вёл пустой разговор, а сам, шажок за шажком, уверенно приближался к Ванюте.
– Хороший олень у тебя, красивый, – говорил он с притворной лаской, – сладкий, я бы такого съел. Отдай мне его, Ванойта, зачем тебе твой олешек? В земле Царя-Ветра – ты же туда идёшь? – он тебе уже не понадобится. Отдай. Я оленьи глаза люблю. Вынул бы ножом левый, положил в рот, покатал языком, как шарик, потом сдавил бы языком и зубами… – Лицо его расплылось в улыбке, из углов беззубого рта закапала жиденькая слюна. – Потом правый, ах хорошо! Печёнки бы поел тёплой, крови бы попил, кости бы его расколол, мозг бы из костей высосал… Ванойта, отдай олешка, ты всё равно умрёшь, он тебе уже не понадобится.
Темняк остановился в нескольких шагах от Ванюты. Лицо его, и без того тёмное, потемнело ещё сильней.
– Знаешь, для чего я пришёл к тебе? Помнишь, Ябтик, твой родич, победил Байыра, моего родича? Теперь, комариный человек, мой род должен победить твой. Это будет справедливо, ведь так? Скажи, ты готов сразиться?
Ванюта сказал:
– Готов.
– Честный человек, уважаю. – Темняк обернулся к аэронартам и крикнул: – Эй, Собакарь, иди сюда, сыграй нам, пока мы будем сражаться. «Помирать, так с музыкой» – так русские говорят? А ты, военный человек, – обратился он к старшине Ведерникову, – сиди сторожи железную птицу.
Собакарь вывалился из кабины на землю, вынул свою дощечку и дёрганой, прыгающей походкой поковылял к ним.
С полчаса уже как, сцепившись, они катались в траве и мху, кулаки и лица были у обоих в крови, руки тянулись к шее то Ванюты, то Темняка, но победа не давалась ни одному. Собакарь играл на своей дощечке унылую песню ветра, но на Ванюту, комариного человека, голос ветра не действовал. Он сражался с темнолицым противником, зная, чем закончится бой. И, сражаясь, он думал не о сражении. Ванюта думал о светлом дереве, яля пя, которому он должен помочь, чтобы не умирали люди, чтобы не болели олени, чтобы в тундре наступил мир. Он обманет этих обманщиков, ведь обманщиков обманывать не грешно.
Ванюта сделал вид, что отвлёкся, скосив глаза на дощечку Собакаря, и сразу же крепколобый Темняк ударил лбом ему в зубы. Ванюта вскрикнул, оттолкнул Темняка, вскочил на ноги, закрутился на месте и стал гладить ладонью челюсть, будто успокаивал боль. Потом отнял ладонь от лица и выплюнул на ладонь зуб.
Темняк поднялся вслед за Ванютой, жадным оком глянул на зуб, на струйку крови, сбегающую у Ванюты по подбородку. Ванюта, чтобы выглядело правдивей, ещё сильней надкусил изнутри щеку, и кровь потекла обильней.
– Дай, – сказал ему темнолицый и протянул руку. – Тебе он больше не нужен.
Ванюта посмотрел на ладонь. Зуб светился золотой желтизной, это золото было гордостью комариного рода, его благословением и защитой. Когда-то сам владыка Вавлё Ненянг потерял зуб в битве под Саля’хардом, русские называли его Обдорск, но тот вернулся в род в чреве рыбы с красными обводами вокруг глаз. Дед Ванюты её поймал.
– Дай зуб, – повторил Темняк.
– Возьми, – ответил ему Ванюта. Он знал, что святыня к нему вернётся, но сначала сделает своё дело. Потом добавил: – Мои зубы скоро растут, один выбил, уже другой его место взял. – И улыбнулся, чтобы они увидели.
Темняк взял зуб и спрятал его в одежде, в тайном месте, где лежал зуб однорукого. Путь до чума Улуу-Тойона стал на две жизни короче.
– Теперь надо тебя убить, Ванойта. Ты не бойся, одного мы уже убили. – Темняк обернулся к Собакарю и ему подмигнул. – А потом олешка съедим твоего, чтобы он в мёртвом царстве к тебе вернулся. Эй, собачий начальник, – крикнул он старшине Ведерникову, – стреляй, только метко, нас, смотри, не убей, мы же друзья твои, да, начальник?
Старшина шевельнул хореем, и послушная четвёрка собак подвела железную птицу близко к Ванюте и мухоморам.
– Залезай, – сказал он туземцу.
Темняк и Собакарь расступились. Ванюта прошёл между ними и молча забрался в аэронарты.
– Добрый ты человек, собачий начальник, – покачал головой Темняк, – не убил, пожалел Ванойту.
– Надо ехать, – сказал Ведерников и дал овчаркам знак разворачиваться.
Ванюта махнул Коньку. Юноко легко подпрыгнул, и скоро его маленькая фигурка растворилась в пространстве тундры.
Собаки развернули аэронарты, и, прежде чем упряжка набрала скорость, Темняк крикнул старшине весело:
– Начальнику своему привет передай. И про мячик не забывай, про мячик. Помни: он как голова, круглый. И что если он мёртвый, ему не больно…
– Сам сдался, – доложил старшина Ведерников.
Полковник посмотрел на него недобро:
– То есть весь лагерь видел, как ты его доставил сюда?
– Не весь, – ответил Ведерников. – Старшина Кирюхин не видел. И… многие.
– Что ты сейчас сказал? – Лицо Телячелова покрылось сыпью – крупной, жёлтой, как зёрна жгучего стручкового перца. – «Многие»? Ты издеваешься надо мной, старшина? Ты оружие брал с собой?
– Так точно, – сказал Ведерников. – Не понадобилось, он сдался сам. Сопротивления не оказал, сдался.
– «Идиот» – знаешь такое слово? Или у вас там, откуда ты взялся, таких сложных понятий не проходили?
– Так точно, товарищ полковник, знаю такое слово, читал роман Достоевского «Идиот». Издание дореволюционное,
