Она не снесла ожидания и встречала его в лесу, несколько удалившись от скалы. Отошла бы дальше, если б не боялась разминуться с возвращающимся Ловчее Рыси: в лесу очень легко не заметить того, кто проходит близко. Но вот она увидела между стволами деревьев приближающуюся могучую фигуры молодого охотника и бросилась ему навстречу. Они заключили друг друга в объятия. Она сказала:
- Как хорошо, что Большелобая и Ловчее Рыси жгли днем маленький костер, маленький-маленький - от маленького костра дыма не видно. Только ночью жгли большой - в темноте дыма тоже не видно.
Женщина имела в виду то, что благодаря этому призрак не нашел их пристанища. Но она ошибалась, полагая, что в ночной темноте дыма не видно. Еще как видно: ни она, ни Ловчее Рыси не догадались посмотреть со стороны.
Их счастливая, хотя очень нелегкая жизнь продолжалась, и в головокружительных страстях, сиюминутных волнениях, изнуряющих трудах этой жизни Ловчее Рыси быстро забыл о существовании Лежащего Зубра, а Большелобая - о существовании его призрака.
5
Большелобая, желая облегчить охотничьи труды мужа, еще по пути сюда предложила ему свою помощь в этом деле. Она сказала, что во время путешествия с Лежащим Зубром охотилась с ним, и тот был очень доволен ее помощью. Ловчее Рыси опешил: по законам его племени женщинам строго возбранялось брать в руки оружие, охотиться. С возмущением он спросил:
- Большелобая брала в руки копье?!
- Не только копье - у Большелобой и дротик хороший был. Когда подходили к племени, Большелобая спрятала копье и дротик. Очень хорошо спрятала. Это очень выручило Большелобую, когда убежала из племени. Через два дня Большелобая вспомнила про дротик и копье. Большелобая вернулась и нашла дротик и копье свои.
- Лежащий Зубр разрешил Большелобой взять в руки...? - проговорил охваченный суеверным ужасом молодой охотник.
Женщина утвердительно кивнула.
- Ну тогда понятно почему..., - произнес юноша. Он имел в виду трагическую кончину Лежащего Зубра, видя в ней кару за разрешение женщине нарушить строжайшее табу.
Большелобая поняла, что вызвала настоящее нервное потрясение у возлюбленного своими словами. После этого она уже не обращалась к нему с подобными предложениями.
Часто он возвращался с охоты таким изнуренным, что упав на подстилку из звериных шкур, тут же засыпал крепчайшим сном. Иногда, однако, старался дождаться, когда поджарится принесенное им мясо. Большелобая изо всех сил спешила освежевать убитое животное и уложить на излучающие большой жар тлеющие угли и раскаленные камни. Она спешила, потому что очень хотела поскорее отдаться любовной страсти. Но всякий раз Ловчее Рыси засыпал раньше, чем она успевала управиться с делами. Большелобая глядела на него и изнемогала от желания. Унять в себе страсть ей стоило таких усилий, что она забывала даже о свежем поджаривающемся мясе, которое скоро можно будет есть. Тем не менее никогда не будила его, помня, что сон охотника, это такая святыня, которую потревожить можно было только в крайних случаях и оберегать которую она была приучена с раннего детства.
Просыпался Ловчее Рыси обычно только под утро. Когда он видел доверчиво прижавшуюся к нему, безмятежно спящую возлюбленную, ощущал мягкие округлости ее тела, сонливость с него как рукой снимало. Осторожно, не торопясь, он овладевал ею. Медленно пробуждаясь, она уступала его желанию, все более оживляясь. На лице ее появлялась загадочная улыбка, и он понимал, что ей приятно такое пробуждение и ласки его желанны. Не открывая глаз и повинуясь ему телом, она спокойно и нежно отдавалась, принимая мощный порыв мужской страсти. Потом он вспоминал, что его ждет поджаренное вчера мясо и что надо скорее подбросить хворост в догорающий костер.
Когда он вдоволь наедался мяса, его вновь охватывала страсть. Окончательно проснувшаяся к этому времени женщина ожидала его в пылком нетерпении, кутаясь в мохнатое одеяло и глядя на Ловчее Рыси влюбленными, полными желания глазами. Отойдя от костра, он чувствовал ледяной холод и было особенно приятно нырнуть под теплое одеяло и обнять горячее женское тело.
Утро, весь день и следующую ночь они только тем и занимались что предавались страсти, ели и спали.
Однако, если он приходил накануне с охоты без добычи, а запасы мяса были невелики или уже сильно припахивали, утолив утром только первый порыв страсти, он нехотя вставал из-под одеяла, брал дубину, копье, дротик и, сурово насупившись, шел в промозглый утренний сумрак. Спустившись со скалы, он сразу, словно попадал в другой мир - злой и холодный, где все было против него. Привычной бесшумной походкой, мягко ступая по холодной сырой земле, он шел по утопающему в тумане полутемному лесу, среди серых кустов и деревьев и, настороженно вглядываясь, вслушиваясь и принюхиваясь, с тоской вспоминал пьянящее ни с чем не сравнимое тепло женского тела.
Часто в свободные от охоты дни или, когда Ловчее Рыси рано возвращался с охоты, они отправлялись вдвоем в лес. Большелобая заготавливала хворост, Ловчее Рыси охранял ее. Это для них тоже было счастливым времяпрепровождением. Ей порядком надоедали долгие одинокие ожидания мужа в холодных угрюмых стенах пещеры и такие, как бы сказали в наше время, совместные вылазки на природу, хоть и приходилось много работать, были для нее особенно в радость, тем более, что на них тоже часто происходили бурные взаимные проявления страсти.
Очень любили Большелобая и Ловчее Рыси отдыхать на одной поляне, что была возле реки, к которой они обычно ходили на водопой. Стояло удивительно теплое бабье лето, какие уже нередко бывали в то глобальное потепление в Европе. Эта поляна была уютный живописный уголок девственной природы. С одной стороны ее полукругом обступал смешанный лес, радующий взор своим красочным нарядом: преимущественно желтые цвета листвы перемежались с коричневыми, бордовыми, лиловыми, зелеными пятнами. Ярко-желтые тона леса оттеняли серые силуэты четырех встающих из него скал, в одной из которых находилась пещера, где нашли приют Ловчее Рыси и Большелобоая. За рекою был хвойный темно-зеленый лес, растущий у подножия двух невысоких коричневых гор. За ними,
