Поскольку под землей был кромешный мрак, дальнейшая съемка происходила камерой ночного видения, и изображение стало немного зеленоватым. Разумеется, несчастная сразу с головой провалилась в клейкую зловонную массу. На ее беду здесь оказалось слишком мелко. Женщина врезалась головой в каменное дно, раскроила череп, и, когда через пару секунд ее вытолкнуло на поверхность, она была мертва. Нижнюю челюсть от страшного удара свернуло в сторону, и из-за кривого рта казалось, на перемазанном фекалиями лице появилась глумливая ухмылка…
На этом месте Артема вырвало вторично, и он поскорее переключился с омерзительного зрелища.
Героем восьмого «кино» снова был бомж. Он лежал на облезлом, протертом до дыр диване в каком-то тесном деревянном сарае и храпел что было мочи. Бомж был отвратительно пьян – вокруг валялось с десяток опустошенных пузырьков из-под «Боярышника». Судя по тлеющему в уголке рта окурку «примы», сон сморил его совсем недавно. Огонь прогоревшего почти до самого основания окурка добрался до губ бомжа. Дернувшись во сне от ожога, он, не раскрывая глаз, смахнул рукой с губ досаждающую соринку.
Камера в замедленном режиме показала, как выбитый изо рта чинарик завертелся в воздухе и плюхнулся на груду рассыпанной толстым слоем по полу бумаги – должно быть, бомж промышлял сбором и сдачей макулатуры. Крошечный уголек исчез из виду в груде сухой бумаги, и почти сразу же с места падения потянулся белый волосок дыма. Бумага занялась легко и охотно. Через несколько секунд весь пол крошечной хибарки превратился в один сплошной костер. С пола огонь перекинулся на стены. Задымил диван.
А бомж продолжал безмятежно спать, игнорируя смертельную опасность. Из динамиков по-прежнему доносился богатырский храп, слышать который на фоне треска разгорающегося пожара было жутко.
Лишь когда полыхнула копна спутанных волос на голове, бомж недовольно заворочался и открыл глаза. К тому времени все пространство вокруг кровати было объято пламенем. Огонь был повсюду: на полу, на стенах, на потолке. Начинали заниматься даже джинсы. Боль от многочисленных ожогов наконец пробилась в нокаутированный гигантской дозой алкоголя мозг. Бомж завопил дурным голосом, попытался вскочить, обжег голые ступни о раскаленные угли, в которые превратился пол, и плюхнулся обратно, на уже дымящийся, но пока не пылающий диван.
В тесном пространстве стало нечем дышать. Бомж закашлялся и прижал к лицу ладони, едкий дым жег глаза даже сквозь сжатые веки. Бомж метался по кровати, пытаясь сбить пламя с пылающих ног, но в нарастающем жару сделать это было невозможно, наоборот, от ног занялась диванная обивка. А еще через несколько секунд как факел вспыхнул шерстяной свитер несчастного…
На сей раз Артем не переключал внимания на другую картинку, фильм остановился по воле Хозяина. Под потолком полыхнули все пять рядов лампы, и в столовой стало светло, как солнечным днем. Привыкшие к полумраку киносеанса глаза при ярком свете у всех за столом слепо сощурились.
– Как вам кино? – донесся с верхотуры механический голос Хозяина. – Не правда ли, угнетающее зрелище?
– Я словно в дерьме искупался, как та тетка, – неожиданно откликнулся на призыв Хозяина сосед Артема. Невысокий сорокалетний лысый очкарик в сером костюме. Сказал и весь сжался.
Но вопреки ожиданиям сидящих за столом людей, удара хлыстом за столь вопиющую дерзость не последовало.
– Отлично, господин Залейкин, – вдруг похвалил выскочку непредсказуемый Хозяин и огорошил: – Ты будешь первым добровольцем на испытание боем.
– Уважаемый Хозяин, вы, вероятно, неправильно меня поняли, – залебезил перепугавшийся сосед.
– Молчи, накажу, – осадил Хозяин.
Очкарик послушно заткнулся. Хозяин продолжил:
– Мне нужен еще один храбрец, которому не понравилось кино.
На этот раз ответом стала гнетущая тишина. Сомнительные лавры соседа Артема не прельстили никого за столом.
– Что, всем понравилось? То-то рожи такие кислые и под стульями наблевано. Трусы. Ну не хотите добровольно, сам выберу. Господин Дубишин.
– Я? – испуганно пискнул молодой человек, почти мальчишка, лет шестнадцати, сидевший в центральной части стола. – Но почему я?
– Ты самый молодой из моих гостей, господин Залейкин – самый старший. Будет забавно понаблюдать за тем, как вы будете колошматить друг друга. Чтобы подбодрить вас, скажу по секрету, что через такой бой-спарринг сегодня пройдут все за столом. Без боя я никого отсюда не выпущу. Вы будете первыми и раньше других вернетесь в свои комнаты. Где спокойно, тихо и хорошо… Но пока вы здесь, слушайте и исполняйте. Залейкин, Дубишин, выйдите в центр.
Очкарик и парнишка, понурив головы, вышли во внутренний полукруг стола. Стоя рядом друг с другом, они представляли весьма колоритную парочку. Оба худые, нескладные. Молодой чуть повыше ростом, пошире в плечах. Старый пожилистей.
– Слушайте правила. Драться придется голыми руками, никаких подручных средств. Можете пользоваться любыми приемами, в том числе кусаться и царапаться. Ваша цель – как можно быстрее и эффективнее отключить противника. Даже не пытайтесь изображать бессознательное состояние, обмануть меня у вас не получится, и за симуляцию будете сурово наказаны. Если кто-то в бою испугается и попятится от противника, господин экзекутор вернет трусу потерянную смелость. За пределы очерченного столом полукруга до конца боя выходить запрещается. Вот, собственно, и все. Вам понятно?
– Понятно, – пробурчали первые гладиаторы.
– Тогда раздевайтесь и по моей команде в бой… Ну, чего встали? Давайте, быстренько стягивайте всю одежду.
– Как же мы, голые будем? – пробормотал ошарашенный приказом красный как рак Дубишин.
– Уважаемый Хозяин, может, мы прямо так, – поддержал молодого сорокалетний.
Вместо ответа, на спины несчастных первопроходцев посыпались удары невидимого хлыста экзекутора.
Схлопотав по два на брата, поединщики покорились неизбежному злу и разделись до трусов, сложив одежду на пол аккуратными стопочками.
– Я сказал – всю одежду, – напомнил неумолимый механический голос. – И это тоже снимайте… Вы плохо меня слушали. Я же сказал – в бою не должно использоваться никаких подручных средств. За одежду может ухватиться ваш противник. Она смягчит наносимые вам удары. Поэтому от нее нужно избавиться, – снизошел до объяснения Хозяин.
Поединщики стянули трусы и, сгорая от стыда, встали напротив друг друга, прикрывая руками сморщенные от страха достоинства. Зрелище было комическое, но никто не смеялся. Памятуя обещание Хозяина, каждый примерял на себя покрытую гусиной кожей «шкуру» поединщиков.
– Встаньте нормально, до писек ваших никому здесь дела нет, – распорядился Хозяин.
Поединщики неохотно подчинились, убрали руки с причинных мест и вытянули их вдоль туловища.
– Очки сними, – посоветовал Залейкину Хозяин. – Мой опыт подсказывает, в бою они могут разбиться и серьезно тебя поранить.
Мужчина снял очки и положил их поверх стопки одежды.
– Отойдите
