Я замялась. Речь была не о годе, не о пяти, и даже не о десяти лет; Генри говорил о вечности. Я даже не решила какую специальность выбрать в колледже, не говоря уже о том, что хотела бы делать с остальной частью своей жизни. Генри предоставлял мне выбор. На долю секунды его взгляд встретился с моим, и я увидела перед собой не сдержанного бога, а Генри. Моего Генри. Его лунного цвета глаза сверкали. Уголки его губ дернулись вверх в легкую улыбку, и он, казалось, светился теплом изнутри. Он смотрел на меня так, как раньше, в Эдеме. Как будто я была единственным человеком в мире. В эту минуту я была готова разорвать на части и рай, и ад, дабы убедиться, что никогда его не потеряю.
Но потом он снова закрылся в себе. Надел маску, которую носил, чтобы защитить ту часть себя, которую Персефона разорвала в клочья. На меня обрушилась реальность происходящего. На самом деле у меня нет выбора, ведь так? Все, что я сделала после переезда в Эдем, привело меня к этому моменту. Я с самого начала знала, что Генри женился на мне не по любви. Он сделал это, потому что я прошла испытания, которые не мог пройти никто другой. И потому, что совет даровал мне бессмертие. Я была единственной, кто выжила, чтобы стать его королевой. Но что если он останется таким до конца вечности? Что если всё это время я была и буду для него лишь другом и союзником? То, каким он был в Эдеме; то, как говорил со мной до самого рассвета; то, как он смотрел на меня, как никто другой; как рисковал своим существованием, чтобы спасти мою жизнь… что если этого никогда не повторится?
С другой стороны, что если ему было нужно доказательство того, что я не покину его? Возможно, это была последняя деталь, которая поможет ему убедиться, что нет ничего плохого в любви ко мне?
Я сглотнула. Я уже приняла решение, когда вышла за него замуж. Я любила его, поэтому уйти и позволить ему исчезнуть — не вариант. И не важно, чего мне это будет стоить.
Я справлюсь. Я должна. Ради Генри, ради своей матери. Ради себя. Потому что, в конце концов, без Генри я была никем. И каждую ночь в течение всего лета в Греции я ложилась спать и думала о том, каково это — провести остаток своей жизни, когда ты любишь и любим в ответ. Дав ему шанс, я смела надеяться на подобное будущее. Генри стоил риска.
Как только я готова была произнести «да», тишину разрушил грохот разбивающегося стекла. Осколки летели прямо на нас.
ГЛАВА 4
.
ТИТАНЫ
Я инстинктивно прикрыла голову руками, когда посыпался град из осколков, хотя их острые края едва ли задели меня, будто я была сама из стекла.
Точно. Бессмертие. Вечно забываю про эту деталь.
— Что за… — я обернулась, чтобы осмотреть повреждения, но Генри закрыл мне весь обзор, толкнув себе за спину. Я упала на осколки, а когда поднялась на ноги, Генри и его братья уже подходили к разбитым окнам.
Возле меня возникла Ава, и схватила за локоть. — Пойдем, — сказала она дрожащим голосом. Ее лицо было бледнее пепла. — Нам нужно уходить.
— Что происходит? — спросила я; на меня нашло тошнотворное чувство страха пока я ковыляла, идя рядом с ней. Все расступались, пропуская нас. Они были наготове. Даже если все неохотно признавали, я понимала, что это связано с Каллиопой и свежим шрамом, идущим вдоль груди Генри.
Ава не ответила. Она чуть ли не волочила меня по проходу. Мои каблуки скользили по полу, пока я пыталась восстановить равновесие, но не получалось.
Я снова упала на пол, и потянула за собой Аву. Однако девушка не теряла времени, и помогла мне подняться. Пока мы пробирались к выходу, по залу эхом разнесся грохот, а дворец заполнил мерцающий туман. Такой туман я уже видела в своем видении.
Но этот был куда плотнее. Он потрескивал странными завитками света и через мгновение навис над Генри, словно узнав его. Генри вскинул руки, точно так же, как и в моем видении, а остальные члены совета образовали позади него и его братьев полукруг.
Мое сердце стало бешено колотиться в груди, а рядом замерла Ава. Этот туман чуть не убил Генри, а теперь он напал на нас всех. Когда он стал приближаться к Генри, моей матери и всем, кого я любила, во мне появилось инстинктивное стремление защитить. Но чем я могла помочь?
Этот туман рассекал воздух быстрее, чем члены совета могли отреагировать. Однако он целился не на Генри, Уолтера или Филлипа.
Он направлялся прямиком на меня и Аву.
У меня не было времени на раздумья. Толкнув Аву за ближайшую колонну, я метнулась за ней, но недостаточно быстро.
Мое колено пронзила невероятная боль, похожая на молнию, ударившую в тело. Туман стал окружать меня, пульсируя в такт сердца. Я могла лишь закричать.
— Ава, — выдохнула я, прислонившись к колонне. Крики членов совета эхом разносились по всему залу. — Беги отсюда.
Она непонимающе пялилась на меня. Сжав зубы от боли, я взяла ее за руку и заставила себя двигаться вперед, наполовину хромая, наполовину прыгая в сторону выхода. Позади меня оставался кровавый след, но туман не пытался атаковать снова.
Кто-то кричал нам в след, и мне показалось, что я слышала, как Генри зовет меня по имени. Но из-за быстро бьющегося сердца все звуки будто покрыла пелена. Мне казалось, что я умру. Что мы все умрем. Эта штука могла убить богов. И на этот раз, после смерти не будет ничего. Если ты бессмертный.
Я не была готова умереть. Ни сейчас. Ни потом.
Спустя, кажется, целую вечность, мы достигли дверей, и я протолкнула в них Аву. Из-за головокружения, ужаса и агонии, я схватилась за ручку, чтобы удерживать себя в вертикальном положении, и смотрела, как на противоположном конце зала бушует битва.
Двенадцать членов моей новой семьи боролись с туманом, а Генри и Джеймс блокировали центральный проход от силы, которую я не могла видеть. Хотя могла чувствовать — глубоко в костях и в каждом нерве своего тела. Чем бы это ни было, казалось, что это пошатнуло саму основу Подземного мира.
Кровь стекала по раненой руке Джеймса, когда он изо всех сил старался удержать монстра второй, здоровой, рукой. Рядом с ним стоял Генри — непоколебима сила, — я не могла уйти.
— Братья! — закричал Генри. — По моей команде!
Трое братьев двинулись к туману, а остальные проследовали за ними, образовав подобие треугольника. От
