Я нахмурилась. Что значили его слова? Он думал, что я не хотела этого? Не хотела выходить за него замуж и всего, что идет наряду с замужеством?
Я снова вспомнила слова Джеймса. Он говорил об этом выборе? Он знал, что у Генри были сомнения. Знал, что Генри считал себя обузой, или что я думала заменить Персефону и бросить его. Хуже того, Джеймс пытался уговорить меня сделать это.
— Ты же знаешь, что я этого хочу, да? — спросила я. — И не важно, что говорят другие…
— Со мной никто об этом не говорил, — возразил Генри. — Даже твоя мама соблюдала границы. На этот раз, — добавил он себе под нос. — Это начало нашего совместного правления. Никто не требует принимать решения прямо сейчас.
Он сказал о совместном правлении, а не о совместной жизни. Еще одно различие. Однако на этот раз это точно была не оговорка. Внутри всё сжалось. — Да, не сейчас, ведь ты сомневаешься в том, что я останусь.
Он замялся. — Я не твой тюремщик. Ты вольна уйти, если хочешь.
— Ты прав, ты не мой тюремщик. Ты мой муж, — огрызнулась я. — Может, хочешь, чтобы я ушла? Будешь править один или исчезнешь? Что случится, если я уйду?
Я хотела, чтобы он кричал на меня. Чтобы был в ярости. Чтобы ощутил те же эмоции, которые вызывал во мне, когда вел себя вот так; когда я так отчаянно нуждалась в том одобрении, которое он отказывался мне давать. От этих чувств хотелось рвать на себе волосы.
Но вместо этого, он глядел на меня с абсолютным спокойствием и ровным голосом произнес: — Я хочу, чтобы ты дала нам время привыкнуть ко всему. Это новая жизнь для нас обоих, и я хочу, чтобы мы развивались, а не воевали. Нет причин для спешки. У нас впереди целая вечность.
Он был прав. В том и причина; мне не было смысла спорить с его словами. Он проявил зрелость, давая нам обоим возможность свыкнуться с новым статусом, а я стала цепляться за него, готовая доверить свою жизнь. Но я не верила, что он любит меня так, как мне того хотелось. И сейчас какая-то часть меня ненавидела его за это.
— Я просто хочу знать, нужна ли тебе здесь, — прошептала я. — Прошу, скажи.
Он наклонился, словно хотел поцеловать меня, но в последнюю секунду решил отстраниться. — Мои желания не должны диктовать твою жизнь. Я хочу, чтобы ты была счастлива. И пока это так, я тоже буду счастлив.
Это был не ответ, и Генри это знал, но я решила отступить и проследовала за ним в спальню, где он уже надевал свою рубашку. Я не хотела больше спорить. Я понимала, что жизнь не станет идеальной, и, возможно, это была и вина Джеймса, что заставил меня сомневаться в Генри. Или это от того, что куда бы я не посмотрела — везде напоминания о Персефоне. Я хотела лишь спокойствия. Его касания. Поцелуя. Слова. Чего угодно.
Я сунула руку в карман и прикоснулась к драгоценному цветку. Пока что этого достаточно.
— Полагаю, что Ава уже показала тебе гардеробную, — сказал Генри. — Ты можешь надевать всё, что пожелаешь. Однако, так как сегодняшняя церемония предполагает вечерний наряд, было бы неплохо, если бы ты предпочла своему привычному стилю что-то более изящное.
— Хорошо, — мягко ответила я. — Можно задать один вопрос?
— Конечно.
Я замялась. Любил ли он меня? Или в его сердце всё еще была Персефона? Он вообще хотел, чтобы я стала его королевой, или же я была лишь заменой своей сестре? Почему он ни разу не посетил меня, пока я была в Греции с Джеймсом?
Но мужество, которое потребовалось мне, чтобы задать эти вопросы, исчезло. Я погрузилась в себя, пытаясь найти его отголоски. Представила неизбежные шесть месяцев в напряжении и одиночестве, но это не помогло. Я ничего не нашла. Каждая частичка меня боялась, что Генри не хочет видеть меня здесь. Что он согласился только из-за моей матери и остальной части совета. Что я буду для него тем же, чем он был для Персефоны: ничем, кроме обязанности. Я задала другой вопрос:
— Какое платье тебе нравится?
Когда Генри привел меня к шкафу, чтобы осмотреть стойку вечерних платьев, я потянулась к его руке, но как только коснулась, он тут же отстранился. Генри взял серебряное платье, которым до этого восхищалась я. — Как насчет этого?
К горлу подступила тошнота. Может быть он просто потянулся за платьем и не понял, что я хотела прикоснуться к нему. Но в половине случаев он будто знал, каким будет мой последующих шаг. Я пыталась объяснить его действия, но не могла отделаться от чувства, что он сделал это нарочно.
Если я продолжу бороться с ним, то это станет лишним поводом отгородиться от меня. На сегодня и так достаточно. Ночью, после церемонии, после того, как всё устаканится, мы поговорим, и я не позволю ему уйти.
— Милое, — ответила я, заставляя себя улыбнуться. Я взяла платье, и не успев подойти к ширме, услышала, как из спальни раздался громкий звук. Я уронила плечики.
Джеймс ворвался в гардеробную, но, увидев нас с Генри, остановился. Его плечи поникли, а весь воздух будто покинул легкие. Я могла поклясться, что увидела на его лице вспышку разочарования. Не успела я и слова сказать, как это выражение исчезло, сменившись привычным безразличием.
— Произошла ещё одна атака.
Генри напрягся, а моя надежда провести с ним вечер исчезла. Он поднял платье и протянул его мне. Мгновение, и он уже был в спальне.
— Передай им, чтобы продолжали готовиться к церемонии, — сказал Генри, заканчивая застегивать пуговицы на рубашке. — Мы с Джеймсом вернёмся до её начала.
Я уставилась на него. — Ты снова собираешься уйти? После того как чуть не умер от потери крови?
Он сжал губы в тонкую линию. — Это моя обязанность. Я вскоре вернусь.
— Что если на этот раз всё будет хуже?
— Не будет, — ровно ответил Генри. — Делай, как я сказал, и ни о чем не волнуйся. Я не на долго.
Я возмутилась. Делать, как он сказал? Пока я находилась в Эдеме, он мог раздавать подобные приказы, но теперь мы партнеры. Я не потерплю хозяйничества над собой. Если он и дальше продолжит это делать, то пусть ждет последствий. Я больше не хрупкая смертная. Пора и мне вжиться в новую роль.
Мне не дали возможности озвучить свои протесты. Но Джеймсу, по крайней мере, хватило приличия бросить на меня извиняющийся взгляд, в отличие от Генри, выражение которого было пустым. Не