— Джеймс, — проворчала я. — Пожалуйста, сделай что-то со своей рукой, пока ты до смерти не истек кровью.
Взглянув на свою порванную куртку, которая теперь была пропитана кровью, он нахмурился, словно забыл, что получил ранение. Еще одно доказательство того, что всё в моей голове: пока я помнила, что за ранением следует боль — я действительно ее чувствовала. — О, верно. Тогда пойду займусь этим. Ты в порядке?
Я кивнула, а он колебался, прежде чем пересечь вестибюль и поцеловать меня в щеку. Он не попрощался, и я была благодарна за этот небольшой знак того, что совет не боялся, что мир вот-вот рухнет.
— Пойдем, — сказала моя мама, протянув мне руку. — Найдем тебе местечко, где ты сможешь отдохнуть.
Я хотела запротестовать. Если Генри не мог отдохнуть, сражаясь с одним из Титанов, то как я смела? Тем не менее, я знала, что лучше с мамой не спорить. Упрямство — это у нас семейное.
Она и Ава поддерживали меня пока я, прихрамывая, шла в спальню. Мне было унизительно чувствовать боль, когда рана исцелена. И, казалось, никто больше, кроме меня, не страдал от травм, куда худших, чем мои. Я пыталась идти самостоятельно и игнорировать боль, но на самом деле удалось сделать лишь несколько мучительных шагов; я постоянно останавливалась и опиралась на стену. В конце концов я сдалась и позволила им помочь.
Как только я устроилась в постели на куче подушек и шелка, мама извинилась и ушла. — Я бы осталась, но другие тоже нуждаются во мне, — сказала она извиняющимся тоном.
— Я понимаю, — сказала я. Всё, что обсуждали другие, несомненно, было более важным и продуктивным, чем проводить время со мной. Я хотела, чтобы она осталась, но она была не только моей матерью — у нее имелись куда большие обязанности, чем сидеть и держать меня за руку, пока я расстроена.
Пообещав ей, что дам знать, если мне что-то понадобится, мама вышла за дверь, оставив после себя след беспокойства, которое не могла скрыть. Именно это, из произошедшего за день, тревожило меня больше всего, пока не превратилось в тошнотворное поедающее беспокойство.
— Всё будет хорошо, да? — спросила я у Авы, когда она уселась рядом со мной. Пого вскочил на кровать и устроился между нами. Я стала лениво гладить его. Хотя бы за него не нужно беспокоиться.
Ава ответила не сразу. Я повернулась к ней, чтобы повторить, и увидела, что она снова плачет.
— Не знаю, — прошептала она. — Такое происходит впервые. Не важно, сколько сражений уже было… они никогда преднамеренно не причиняли вреда невинным людям. Мы должны защищать их. И первая шестерка и вправду выполняла эту миссию непреклонно, понимаешь? Вот почему мы никогда даже не задумывались о том, что именно Каллиопа убивала всех девушек Генри. Просто… она никогда ничего подобного не делала. Никто из них не делал.
Она положила голову мне на плечо, а я заставила себя проглотить комок страха, сдавивший горло. Ава нуждалась в утешении больше, чем я.
— Они поймут это, — сказала я, хотя не знала: правду говорю, или нет. — Они ведь сильные, так? Совет, я имею в виду. А она — одна, против тринадцати.
— Но у нее есть Кронос, — фыркнула Ава. — Когда он восстановится, нам будет не под силу его одолеть. В первый раз потребовалась вся шестерка, и они выиграли войну только из-за элемента неожиданности. Титаны никогда не думали, что те пойдут против них. Но сейчас…
Сейчас Кронос знал, чего ожидать, и в его запасе было почти все время существования человечества, чтобы придумать план победы. — Теперь вас стало больше, — сказала я, ради Авы сохраняя тон голоса ровным. Когда она была в таком состоянии, мне было легче не думать о своих страхах. — Вы сможете выиграть снова.
Ава вытерла слезы, а когда беспомощно посмотрела на меня, я удивлено моргнула. Несмотря на редкие минуты сомнений, Ава всегда была игривой и оптимистичной девушкой, которая видит лишь хорошее, в каком бы унынии ни прибывала. Она приняла свою смерть в Эдеме, вместо того, чтобы оплакивать человеческую жизнь, какой бы короткой та ни была. Даже когда я наложила на нее суровое наказание за ту роль, которую она сыграла в роковом плане, результатом которого стала смерть Ксандера и тяжелые травмы Тео, она не отвернулась от меня. Она вытащила мое тело из реки, когда Каллиопа убила меня, и принесла его к Генри, полагая, что он сможет спасти меня. Ава была той, кто верил в невозможное, а не я. И если сейчас она потеряла всякую надежду, то как я могла продолжать надеяться?
— Ты не понимаешь, — произнесла она сломленным голосом. — В первый раз понадобились силы всей шестерки. И неважно сколько появилось новых богов. Мы, все вместе взятые, не обладаем той силой, что имел один из них. Если Каллиопа не на нашей стороне, то шансов нет.
Я отвела взгляд, чтобы она не увидела мои глаза, которые наполнялись слезами. Проигрыш означал разрушение всего в пределах и за пределами моего понимания. В лучшем случае он будет означать порабощение Генри, моей матери и всех, кто важен для меня; в худшем — нашу смерть.
Совет прожил бесчисленное количество жизней, но мне было всего лишь девятнадцать. Я хотела отметить и двадцатилетие.
***
Я не помнила, как заснула, но, когда открыла глаза, Ава уже ушла, а на ее смятой подушке уже храпел Пого. Вздохнув, я осмотрела себя, и обрадовалась, что боль хотя бы частично ушла. Передвигаться было до сих пор проблематично, но я твердо решила терпеть.
Однако в ту минуту, как я села, от внезапной вспышки боли потемнело в глазах, и стала болеть голова. Я застонала и откинулась назад; Пого начал облизывать мою щеку, пока я массировала виски. Похоже, что за время сна вся боль собралась именно в голове.
Справа от меня кто-то хихикнул, и я распахнула глаза, глядя на внезапно окружившие меня каменные стены. Я больше не была в своей спальне. Вместо нее я оказалась в пещере, уже являвшейся мне в видении, в котором Генри сражался с туманом, известным мне теперь как Кронос. Передо мной возвышались массивные ворота, выточенные из самой скалы. Я обернулась, чтобы найти того, кто смеялся, и вдруг оказалась лицом к лицу
