Мой голос становится низким из-за одолевающих меня чувств.
– Ей едва исполнилось четырнадцать, когда главный маршал реки Бун захотел жениться на ней. Он был старше ее в три раза. Когда он приезжал с ухаживаниями, Иза скармливала ему оправдания о каких-нибудь семейных делах, а потом искала меня, чтобы ходить за мной хвостом.
Я умолкаю. Не знаю, зачем я вообще поднял эту тему.
Харпер открывает глаза. Ее пальцы расслабились у меня на плече, и теперь рука спокойно лежит вдоль моей. Талия девушки мягко изгибается под моей ладонью.
– Вы были близки.
– Нет. – Я качаю головой. – Я был наследным принцем, и меня воспитывали отдельно от сестер. По правде говоря, я очень редко ее видел.
Я моргаю и вижу сестру перед глазами, и то, в каком состоянии я ее нашел после первой трансформации. Тело Изадоры не лежало рядом с телами других членов семьи.
По сей день я гадаю, пыталась ли она меня найти. Как будто вовсе не я был причиной тех ужасных разрушений, от которых ей следовало бежать.
Глаза Харпер полны сочувствия.
– Мне жаль, Рэн.
– Это было довольно давно. Не знаю, что заставило меня заговорить об этом, – произношу я, испытывая угрызения совести и чувствуя себя потерянным; я моргаю и встряхиваю головой, желая отогнать навязчивые воспоминания. – Так на чем мы остановились?
– На уроке танцев.
– А, да. – Я наклоняюсь ближе. – Закройте глаза.
Харпер слушается. Мы все еще неподвижны, но беседа – или же жалость – отвлекли девушку. Я делаю шаг вперед, мягко толкая Харпер рукой, и девушка поддается, отступая назад слишком быстро.
– Помедленнее, – мягко наставляю я, крепче удерживая за ее талию. – Не бегите от меня.
– Прости. – Харпер распахивает глаза. – Я предупреждала, что у меня плохо с танцами.
Я мотаю головой:
– Глаза закрыты.
Харпер подчиняется, и это чудо.
– Еще шаг, – говорю я, – а затем три вбок, три назад.
Движения девушки медленные и дерганые, но она остается в кольце моих рук, позволяя мне вести. Постепенно, шаг за шагом, Харпер расслабляется в танце. Наши шаги начинают попадать в такт музыке с площади. На мгновение я позволяю себе забыть о проклятии, и мы просто танцуем в лунном свете на краю обрыва, окруженные ночным воздухом.
Песня заканчивается, сменяясь более быстрой и оживленной. Я останавливаюсь, и Харпер тоже. Глаза девушки открываются, и она смотрит на меня.
– Эта слишком быстрая, – тихо замечает она.
– Можем подождать следующую.
Я жду, что Харпер отпрянет, но она этого не делает.
– Мне кажется, часть танца, где мы стоим, – моя любимая.
– И ее вы освоили мастерски, – улыбаюсь я.
Глаза Харпер слегка прищуриваются, выхватывая отблески лунного света.
– А ты не такой высокомерный, каким кажешься.
Я замираю.
– Ты умеешь быть очаровательным и пускать пыль в глаза, – продолжает Харпер, – такой Рэн мне нравится больше.
– Такой Рэн?
– Такой, который не замышляет что-то, а просто делает, – поясняет Харпер. – Например, как с рассказом про Изадору. Ты говорил так, будто она была младшей надоедливой сестрой, но, мне кажется, тебе это нравилось. Или как ты не даешь Грею напасть на Лилит. Поначалу я думала, что это из-за гордости, но это не так. Ты его защищаешь.
Оценочное суждение Харпер напоминает мне о том, что говорил Грей, когда мы стояли в снегу возле трактира и я в шутку грозился его высечь за сон во время дежурства. Командор сказал тогда, что король бы так и сделал, но не я. «Не думаю, что вы бы так поступили», – отметил Грей.
Тогда ремарка командора заставила меня почувствовать себя слабым. Замечание Харпер таких чувств не вызывает.
– И ты неожиданно терпеливый, – продолжает Харпер, – для человека, который ожидает, что все будет сразу сделано по его приказу.
Она не права. Мои плечи напрягаются, но в то же время я не хочу, чтобы Харпер останавливалась. Как всегда, ее слова попадают мне прямо в сердце, но я не чувствую их резкости, а наоборот, мне становится тепло.
– Меня еще никогда не называли терпеливым.
– Но так и есть, хоть и не в привычном смысле этого слова.
– А в каком смысле?
– Ты стоишь сейчас здесь и не заставляешь меня чувствовать себя глупо за то, что я не умею танцевать. – Харпер запинается. – И я не чувствовала себя глупо, когда просила тебя показать мне, как стрелять из лука.
– У вас это неплохо получилось, – замечаю я искренне.
Голос Харпер становится тихим.
– И ты не относишься ко мне так, будто я не могу ничего делать.
– Неужели? – Я отпускаю руку девушки, чтобы откинуть прядь волос с ее лица. – Вы убедили меня в том, что можете делать все что угодно.
Харпер краснеет.
– Давай без комплиментов.
– Это не комплимент. – Я позволяю пальцам соскользнуть по линии подбородка, наслаждаясь мягкостью ее кожи.
– Даже сейчас, – говорит она, – ты здесь рискуешь нашими жизнями, веря в то, что я помогу твоему народу, хотя ничего обо мне не знаешь. Когда ты, по идее, должен в замке кормить меня виноградом и пытаться влюбить меня в себя.
– Кормить виноградом? – переспрашиваю я. – Этого было бы достаточно?
– Красный виноград – это заветный ключ к моему сердцу.
Мой большой палец описывает круг по контуру губ Харпер. Ее дыхание сбивается, а ее свободная рука поднимается, чтобы схватить меня за запястье.
Я замираю. Она снова оттолкнет меня, как это было в трактире.
– Подожди. Просто подожди, – шепчет Харпер, и ее губа изгибается, когда она повторяет мои же слова, сказанные ранее: – Не беги от меня.
– Не сбегу.
К моему удивлению, я замечаю слезы, сияющие бриллиантовым блеском на ее ресницах.
– Я хочу тебе верить. – Харпер говорит так тихо, что ее голос почти теряется в шуме ветра. – Я хочу… Я хочу знать, что все по-настоящему, что ты не пытаешься обмануть меня, чтобы снять проклятие.
Не понимаю, как она может одновременно наполнять меня надеждой и страхом. Я кладу ее руку себе на грудь и наклоняюсь настолько близко, что мы дышим одним воздухом. Мои губы скользят по ее губам.
Это едва можно назвать поцелуем, но Харпер приближается ближе ко мне, и я ощущаю тепло ее тела.
Мне отчаянно хочется большего. Хочется узнать, насколько далеко может завести возникшее влечение. Но я и раньше доходил до этого момента. Единственное, что отличает настоящее от прошлого, – это то, что я никогда не испытывал такого сильного притяжения.
Я отстраняюсь, а затем прижимаю губы ко лбу Харпер.
– Я тоже хочу знать, что все по-настоящему, – говорю я.
Тело Харпер замирает в моих руках, а потом девушка кивает. Голова Харпер падает мне на плечо, и ее лицо оказывается настолько близко к моей шее, что я чувствую тепло ее дыхания. Я кладу одну руку ей на талию, а другую – на плечо.
Мой голос у виска Харпер звучит низко:
– Стоит ли мне
