– Так ты не помнишь… – на выдохе прошептала Хип. – Но это ты чертил. Я видела.
И пробежался мороз по спине, прогнав остатки сна. Сняв со стены свой комбез, я нащупал в кармане фляжку, свернул ей голову и сделал хороший глоток. Крепкая горечь особой настойки на травах смыла тяжелый привкус неприятного удивления. Лунатим мы, значит, да? Замечательная новость для полного счастья, даже в жуть пробрало. Может, действительно прав Зотов и крыша начинает все сильнее протекать? Нет, ерунда. Так с ума не сходят вроде бы. А вдруг… Пенка? А что, очень даже может быть сообщением, сигналом. Я переглянулся со стажером.
– Лунь, а может, это… это от нее?
– Хип, я думаю, да, она нас уже как-то чувствует. Пытается связаться, но выходит это только через сон. Это сообщение, стажер. Я в этом почти уверен.
– Пенка… она так именно и рисовала раньше, когда ты… ну, когда мы с Сионистом тебя принесли. – От тяжелого воспоминания Хип даже запнулась и потемнела лицом. – Это ее рисунок.
В дверь еще раз постучали, и я открыл. В вездеход зашел Бонд, усмехнулся, подмигнул Хип.
– Ну, смотрю, не зря мы вам отдельную палату выделили. Только что высыпаться не будете. Придется кофеем поделиться, вот.
На столик у окна встал объемистый термос из нержавейки, Бонд открутил пробку, и по вездеходу сразу же распространился домашний, утренний аромат горячего напитка.
– Слушай… не припомнишь вот такого местечка? – Я показал лейтенанту рисунок. Тот глянул, покачал головой.
– Не, не знакомо. Нашел где-то?.. Но можно посмотреть по всем урочищам, с беспилотника, имеются все панорамы. На, держи, вот в этой папке все есть, играйся сколько хочешь, но утром верни. А я спать. До семи меня нет, учтите, и если кто разбудит, то прослезится. Удачного дежурства, ага.
Военный передал мне свой ПМК с уже открытой папкой и, не задерживаясь, вышел в темноту открытой двери.
И я, быстро одевшись, уже забираюсь по лесенке в люк, на покатую крышу с низким бортиком, в угольную зонную ночь, к которой еще не привыкли глаза, а Хип внизу, разложив на коленях мою «картину», листает ПМК. Долго листает, высматривает, но, по ходу, ничего нет там.
А Зона усыпана звездами… уже привыкли глаза к темноте, особой темноте покинутых мест, густой, как бархат, и чистой, как родник. Нет ни сел, ни городов жилых на десятки километров, и поэтому в небе непривычно густо рассыпаны звезды. И в Зоне, когда выдается безоблачная ночь, особенно хорошо видно – разноцветные они. И синеватые, и белые, и в желтизну. А вон над головой звездочки совсем уж спектром играют, да еще и как будто скачут в разные стороны – значит, висит в небе линза воздушной аномалии, и поэтому волнуются, рвутся и давятся в ней атмосферные вихри. Закрыты окна вездеходов толстыми заслонками, нет из них света, и поэтому во мраке кажутся они тушами двух бледных китов, выброшенных на берег. В ночной тишине можно разобрать единственный слабый звук – ровный вой аномалии в разорванном вагончике, настолько тягучий и длинный, что слух со временем почти перестает его воспринимать.
– Лунь… – Хип высунулась из люка, – вот. Я нашла.
Яркий экран ПМК для привыкших к темноте глаз показался слишком резким, пришлось даже прищуриться. Но с непривычки все равно не могу разобрать, и Хип, раздвинув пальцами изображение, приблизила участок аэрофотосъемки. Да… есть общее. Вот здание полосатое, потому как из шифера оно, похоже, бывшая зерносушилка. Вот и башня водонапорная, блестит крыша, и тень от нее длинная на земле видна. Два дома рядом и там же дерево с обширной голой кроной, только сверху не видно, двойное оно или нет.
«Урочище «Совхоз-7», квадрат Н-11».
– Да, очень похоже… надо завтра с Профом переговорить.
– Это точно оно, сталкер… Я почти не сомневаюсь, что Пенка там. И она живая, раз тебе так передала свое сообщение. Но почему она молчит?
– Не знаю, родная. Но в этот совхоз надо наведаться обязательно.
– Лунь, смотри, звездочка летит. – Хип, видимо, тоже привыкла к темноте, уселась со мной рядом и показала на небо. – Да ярко так. Спутник или самолет? Но самолеты мигают, и над Зоной им вроде летать нельзя. И… вон еще две, а, нет, уже пять. Странно.
На небе между неподвижными звездами и впрямь медленно летели в одном направлении крошечные, почти незаметные огоньки, часть из них едва заметно мерцали. Некоторые были немного ярче и летели быстрее тусклых и как будто бы ниже.
– Нет, стажер. Это что-то еще. И не спутник, и не самолеты. Надо думать, тут…
А что там надо думать, я договорить не успел. Потому что прямо из-за густой гривки ивового куста в нашу сторону полетела большая искра синего света с отдельными красноватыми лучиками. Двигалась она плавно, крутясь и покачиваясь в воздухе, как летают по августу пушистые семянки бодяка над запущенными полями. И вон еще одна искорка летит над горкой щебня, точнее, не искра уже, а крошечный шарик бледного сияния, еще, и еще, и все больше их, даже видно, как отдельные светочи сами загораются в воздухе или катятся по земле, играя всеми цветами радуги. А в небе уже редкая светлая метель огоньков, и некоторые, соприкасаясь, кружились отдельными парами или целыми хороводами.
Восхищенно выдохнула Хип, когда между нами пролетел крупный, с вишню, пушистый шарик оранжевого света, и еще один, бледно-фиолетовый, с ярким искрящимся центром, бесшумно стукнулся в обшивку, отскочил и поплыл дальше. И если раньше я от таких дел залез бы в вездеход и задраил люк, Зона все-таки, а не вечерний парк с иллюминацией, то сейчас и мысли такой не возникло. Взявшись за руки, мы смотрели и смотрели за потоками огней, которые при этом почти не освещали ночную темноту, но пейзаж из бархатисто-черного стал темно-серым, с отдельными тусклыми бликами. Где-то за леском в ночи ярко полыхнуло синим светом, и разошелся по небу несильный, ворчливый гром – не иначе, сработал где-то на открытом месте «статик» или же приближалась первая в этом году гроза. И с этим ударом, как с сигналом, начали тускнеть, гаснуть, схлопываться с едва различимым треском сухой веточки разноцветные огоньки. Один из них мягко прокатился по выставленной ладони, потерял цвет, насыщенность и пропал язычком перламутрового тумана. И опять густая темнота, и небо с обычными звездами, и тишина. И что это сейчас было, даже ума не приложу.
Говорить не хотелось, и мы долго сидели вдвоем на крыше машины, опустив в люк ноги, и Хип положила свою «Кару» на колени, а голову – мне на плечо.
– Это стоит запомнить, да. – Она прижалась ко мне, а
