Невидимую силу, сжимающую меня, невозможно было побороть. Ре́лем поднял руки и закричал на каком-то гортанном, неизвестном мне языке. Но я узнала одно слово: Корозот.
У ног Ре́лема набухла тень. Постепенно из этого бесформенного клубка поднялось тело, темнота стекала с его плеч, как драпировка со статуи.
Я узнала блеск светлых волос, нежный профиль… который огрубел и стал звериным. На мягкую нижнюю губу выступали клыки. На кончиках пальцев были удлиненные когти. Рук встал на колени у ног Ре́лема и склонил голову.
– Такой послушный слуга. – Ре́лем погладил волосы Рука.
Вся сила и доброта Рука были уничтожены, а его тело сделали пустым, чтобы помочь монстру заползти внутрь.
Ре́лем ослабил напряжение в моей челюсти, чтобы я смогла говорить.
– Как ты мог? – завопила я. Боль плотнее сжала мои запястья, когда Ре́лем развернул Рука так, чтобы я видела его лицо. Плащ из тени, накинутый на его тело, шуршал, развеваясь у груди. Было видно полоску белой кожи и воспаленные шрамы на ней.
– Можешь забрать его себе, любовь моя, я не возражаю.
Ре́лем прекратил меня сдерживать, а затем послал Рука помочь мне подняться на ноги. Рук взял меня за талию, но в его прикосновении не было узнавания. Для него я была чужой.
– Я хочу, чтобы мы все были семьей, – успокаивающе сказал Ре́лем.
Я вспыхнула в руках Рука. Он отлетел назад, обнажив клыки. Вспышка боли, и Ре́лем снова бросил меня на пол.
– Да будет так. Мне придется взять тебя, как обычную военнопленную. – В его голосе была скорбь, когда Рук подошел забрать меня. Вот так все и кончится. Я была идиоткой, думая, что смогу его победить.
– Уильям! – эхом отразился от стен голос. Ре́лем резко дернулся, услышав свое старое имя.
В комнату, пиная осколки обсидиана, вошел Микельмас. Он остановился в двадцати футах от нас, заложив руки за спину.
Я попыталась закричать: «Убирайся, беги!» Но мою челюсть свело. Я так отчаянно пыталась открыть свой чертов рот, что чуть не потеряла сознание.
– Ты? – Ре́лем казался ошарашенным. Мускулы в моем теле расслабились.
– Она – твоя собственная плоть и кровь. – На лице Микельмаса блестел пот. Он старался как мог, чтобы замаскировать свой ужас.
– Ты читаешь лекции мне? – Внушающий ужас шепот Ре́лема начал переходить в мощный рев. – Ты послал меня в ад! – Он загорелся пламенем, яркие голубые огни завихрились в воздухе, отраженные в обсидиановых осколках, – было похоже, что сейчас в аду все мы.
Микельмас отступил.
С яростным криком Ре́лем запустил в колдуна огненный шар, от которого тот увернулся. Взмахнув рукой и прокричав несколько слов, Микельмас заставил все осколки черного стекла подняться в воздух. Из них сформировались маленькие птички с острыми крыльями и клювами-кинжалами, которые начали кружить вокруг Ре́лема и клевать его. Пока Бескожий Человек отбивался от них, Микельмас исчез, а потом появился рядом со мной.
Но тут же, вскрикнув от боли, он одеревенел. Ре́лем захватил контроль и над ним. Птички в один миг попадали на пол.
Ре́лем пронесся к Микельмасу и сорвал с его плеч пестрый сюртук. Мы с ужасом наблюдали, как он поджег его и швырнул на пол. Сюртук быстро сгорел, от него осталась лишь кучка пепла.
– Сейчас посмотрим, как ты попляшешь. – Ре́лем схватил Микельмаса за горло.
К моему ужасу, Микельмас начал плакать:
– Накажи меня, но оставь девочку в покое. Она ни в чем не виновата.
– Конечно, она ни в чем не виновата. Со временем, когда она будет со мной и увидит всю Англию, распростертую у ее ног, она оценит все, что я сделал, – скрипучим голосом сказал Ре́лем. Он швырнул колдуна на пол и склонился над ним, кровь с его лица капала на щеки Микельмаса. – Ты знаешь, что они со мной сделали.
– Я вижу, – Микельмас ловил ртом воздух.
– Не мои милашки, нет. Чародеи. Ты видел, что они сделали с моим братом. С Еленой. Ты держал мою девочку вдали от меня. – Его голос дрогнул от раздирающих его чувств. – Последний человеческий кусочек меня. Последнее напоминание о ее матери. И ты превратил ее в одну из них!
Он прорычал это последнее слово Микельмасу в лицо.
– После всего, что они сделали для нашей расы, ты раскланиваешься перед ними, как слуга. А ты слуга и есть. – В Ре́леме не осталось ничего от спокойного и ироничного Кровавого Короля. Годы горя и вины навалились на него. – Я тебя ненавижу.
Я вздрогнула. То же самое я и сама сказала колдуну. Но теперь Микельмас рыдал, слезы стекали в его седую бороду.
Каждая клеточка моего тела закричала, когда я села, но боль потихоньку начала отступать. Ре́лем до того зациклился на Микельмасе, что перестал обращать на меня внимание. Но у меня не было никаких сомнений в том, что я не смогу его победить. Я была недостаточно сильна.
Выхода не было.
– Я освежевал Чарльза Блэквуда. – Ре́лем обнажил зубы, глядя в лицо Микельмаса. – А что я могу сделать с тобой?
Ре́лем сжал кулак, и Микельмас взвыл, когда кожа с его левой руки начала отдираться. Она рвалась мучительно медленно, на это было ужасно смотреть. По руке колдуна побежала кровь. Он взвыл и ударил другим кулаком об пол, но ничего не мог поделать. Ре́лем у меня на глазах заживо сдирал с него кожу…
– Пожалуйста, нет! – заплакала я и поползла вперед. – Пожалуйста, отец!
Ре́лем остановился и опустил руку Микельмаса. Тот запричитал, прижимая к себе разорванную кисть.
Ре́лем изумленно произнес:
– Скажи это еще раз.
Трясясь, я вынула из ножен Кашку и отбросила ее в сторону. Затем, сломленная, рухнула и зарыдала:
– Отец, пожалуйста. Я не могу больше этого выносить.
Мой плач эхом отражался в окружающем нас пространстве, я закрыла лицо руками. Мое горе – по Ди, Уайтчёрчу, Лондону, Руку – было мучительным. Я плакала, пока не начала задыхаться, пока у меня не заболел живот.
Я не могла с ним сражаться. Победа над силой, которой он обладал, была
