Пришлось отхлебнуть ещё сока с водкой. Ну и ущипнуть себя на всякий случай. Отсутствие романтических поползновений меня скорее радовало – хотя их могли просто изобретательно маскировать. А вот что касается объекта исследований и намёков на моё состояние… И то, и другое никак не удавалось осознать полностью, так что волей-неволей понадобились разъяснения.
– Сомнамбула – это же тот, кто ходит во сне? Типа лунатика?
– Дилетантское определение, но большего в данном случае не требуется. Лишь одна существенная поправочка: не обязательно только хождение. Иной раз случаи бывают запутанными, и человек совершает весьма сложные действия. Осмысленно говорит, формулирует фразы и выглядит вроде бы даже вполне бодрствующим. Вот только у него повторяющиеся движения и зацикленность на неких функциях. А всё остальное время словно в тумане, и его будто нет. И если его кто-нибудь внезапно разбудит, например громко и неожиданно щёлкнув пальцами возле уха, то сомнамбула весьма удивлён и растерян. И чаще всего не помнит происходившее с ним во сне.
– Но я помню!
– Тем интересней случай, я же говорю.
Он улыбнулся, и от этой счастливой улыбки меня перекосило сильнее, чем от приторного коктейля. Разумеется, учёные и фанатики своего дела – а человек-колобок явно из подобных – люди нестандартные. Но столь большая радость по поводу чужих проблем – это уже слишком.
И всё же я пробежалась мельком по своему состоянию за прошлые пару недель и поняла, что привираю. Кроме функциональности, свадеб и походов к кадровику – почти нечего и вспомнить. Ощущение, что я всё это время проспала, а редкие эпизоды, застрявшие в памяти, – это привидевшиеся сны.
– Как-то я начинаю уставать от этой хренотени, – сказала я.
– Ага…
То самое многозначительное «ага», которое каждый из нас мечтал сказать когда-нибудь. Кто-то даже говорил – у меня вот в жизни есть парочка таких моментов. Но как же, оказывается, отвратительно слышать его по отношению к себе.
– Да, – сказала я. – Именно «ага». Со снами у меня в последнее время особые отношения, хотя лунатизма раньше не наблюдалось.
– Сколько ещё тебе работать? Мне нужно услышать эту историю с начала и до конца, прежде чем мы начнём с этим что-то делать.
Я открыла рот, закрыла и выдохнула. Для гнева и злости либо слишком рано, либо уже поздно. Можно оставаться со своей тайной наедине, но что дальше? Стоило вспомнить о прошедших неделях, словно бы выпавших из жизни, и становилось не по себе.
А можно рассказать человеку, который вроде как в этом разбирается. Может, ничем не поможет, но хотя бы выговорюсь. Психологическая помощь и всё в таком духе.
– Ты вообще кто такой? – спросила я, собравшись с мыслями. – Имя, профессия, девичья фамилия матери?
– Иоанн, сомнолог, даже не интересовался.
– Иоанн. – Я отставила стакан в сторону. – Ага…
– Да. Мои родители почему-то тридцать лет назад не остановились на Астемире, Добрыне, Мефодии или ещё каком-нибудь обычном имени, а предпочли Иоанн. Но можно Иван, я не обижаюсь.
– Ио, – сказала я. – Так интересней.
– Всё равно, – он пожал плечами. – Сколько тебе ещё работать?
– Да уже. – Я взглянула на часы. – Сейчас получу деньги, и можно поехать куда-нибудь, чтобы рассказывать страшные и странные истории. Других у меня на сегодня не предусмотрено. Ты, кстати, с чьей стороны? Жениха или невесты?
– Я двоюродный брат жениха и бывший парень невесты, так что с обеих. Но об этой истории мы поговорим как-нибудь в другой раз, если вообще поговорим.
Не сказать чтобы я собиралась развивать эту тему дальше, но некоторые взгляды, которыми меня одарили, когда я уходила с Ио, стали понятней.
А впрочем – чёрт бы с ними. Этих людей я увижу только на фотографиях, а деньги уже получены.
* * *В итоге мы поехали ко мне. Тому было много второстепенных причин и лишь одна главная – я не могла представить, что рассказываю о снах в другом месте. Там, где меня будет смущать обстановка, интересовать интерьер или терзать желание расположиться с удобством. К тому же если на свадьбу приглашают бывшего парня, чаще всего он хороший человек. Порой даже слишком.
Мы сидели в комнате – я на кровати, а Ио в кресле-мешке. Я рассказывала историю про сны и всё порывалась открыть файлы, чтобы он их прочитал, но Ио лишь отмахивался. Содержание его не так интересовало, как мои ощущения до и после. Режим дня. Встречи. Общее состояние и настроение. Даже Хосонов и Мирошниченко увлекли его на пару минут.
Но чем дальше, тем меньше он задавал наводящих вопросов и всё больше погружался в себя, лишь механически кивая в такт моим словам. Вместо того чтобы разозлить, такое невнимание отчего-то усыпляло.
Я зевнула посреди фразы и помотала головой.
– Так! – он резко поднялся с кресла-мешка. По себе знаю, насколько это трудно сделать, так что позавидовала координации. – Ложись в постель. Раздеваться не надо. Сейчас мы проведём небольшой эксперимент.
– Не могу не спросить – какой?
– Если я прав, твоё сомнамбулическое состояние вызвано защитной реакцией организма. Где-то на пороге сознания застыл сон, который хочет прорваться. Но ты его не пускаешь. Настолько не хочешь видеть, что обманула сама себя и решила – я ведь и без того сплю. И реальность – это именно тот сон, который я вижу. Улавливаешь?
– С трудом.
– Не важно. Сейчас главное – всё-таки впустить сон. Но не волнуйся. Мы тебя подготовим, так что всё пройдёт лучше, чем в прошлый раз.
Я легла на кровать, а он встал у изголовья. И вдруг начал монотонно повторять:
– Отовсюду есть выход, главное – найти. Отовсюду есть выход, главное – найти. Отовсюду есть выход, главное – найти.
Сначала успокаивающе и неторопливо. Затем с ласковыми просительными интонациями. После – уговаривая и заставляя верить. А потом я всё-таки провалилась в сон, от которого бежала.
Тревога
Воздух словно сахарная патока – липкая, обволакивающая тело. Солнце искажало действительность палящим маревом. Пот пропитал нашейный платок и спускался вниз, забираясь под блузку. Неразборчивый, но угрожающий гул толпы нарастал с каждой секундой приближения. Глухой и глубокий, словно рёв бушующего океана. Гул затих одномоментно, стоило миновать ту границу, за которой Кристина смогла бы разобрать звучащие слова.
Когда она приблизилась к дому, Мариу стоял на крыльце. Брат посмотрел на Кристину и улыбнулся краешком губ, хотя глаза при этом беспокойно бегали по лицам собравшихся людей. Кивнув, Мариу развернулся и скрылся в доме.
Толпа осталась на месте.
Кристина взглянула на собравшихся и поразилась тому, насколько же они одинаковы – измученные лица с горящими глазами надежды.
– Уходите, – сказала она. – Не мешайте нам жить.
Показалось, что просьба осталась неуслышанной, но постепенно люди принялись разбредаться. Словно механические фигурки с часовой башни, которые отбили положенное и теперь прячутся до следующего выхода.
Кристина проводила их взглядом, а затем зашла в дом. Прохлада, неведомым образом научившаяся выживать внутри, избавила от последних остатков липкой паутины уличной жары.
