Мариу она нашла в его комнате. Сквозь забитые и занавешенные окна свет просачивался тусклыми ручейками. Брат сидел на полу, укутавшись в тёмную хламиду, заменявшую ему одежду. Даже дома он скрывал уродство собственного тела.
– Что они хотели от тебя? – спросила Кристина.
– Они звали меня на карнавал, представляешь?
Кристина не представляла. Зачем Мариу понадобился им сейчас? Может быть, они решили, что в такие трудные времена, когда несколько лет продолжается засуха, необходимо присутствие всех? Может быть, они считают, что на празднике урожая им требуется больше молящихся? Может быть…
Нет! Этого не могло быть! Они не могли вспомнить о Нубейру!
– Зачем они звали тебя? – Кристина подалась вперёд, ближе к брату, ловя не только его слова, но и движения.
– Ты знаешь, – сказал он. – Ты ведь у меня умница, сестра. И только я тяну тебя в пропасть. Так будет лучше…
– Не смей!
Кристина сделала ещё шаг к брату, но сумела удержать руку, готовую отвесить пощёчину. Это не выход. И если уж кого-то бить, то не Мариу – слабого, больного и обречённого на страдания ещё при рождении.
Улица встретила всё той же сахарной патокой. Грудь сдавило, вытравливая прохладу. В голове помутилось, и всё вокруг расплылось привычным маревом. Словно выходишь из одного мира в другой. Каждый раз эта граница между убежищем дома и опасностью реальности выбивала Кристину из колеи. Требовалось время, чтобы адаптироваться.
Однако сегодня лишь секунду она простояла, держась за перила, а затем бросилась вперёд в поисках толпы, которая недавно окружала её дом.
Безуспешно.
Вместо безликой массы её встречали жители города. И хотя каждый отводил взгляд, едва Кристина встречалась с ним, но и она сама не находила слов. Высказать всё, что думаешь, в лицо толпе, казалось проще, чем общаться с личностями.
Наконец ей удалось пересилить себя. На крыльце дома Рамона сидел он сам, его родители и жена, качавшая детей.
– Привет тебе, – сказал Рамон. В отличие от многих, он посмотрел Кристине прямо в глаза.
– Здравствуй, Рамон, – сказала Кристина, и тотчас на языке завертелась капля яда, требующая жертву. – Здравствуйте, почтенные родители. Здравствовать и твоей жене, и потомству. Не здравствовать только брату моему, Мариу. Ведь вы хотите принести его в жертву, чтобы Нубейро пришёл и принёс вам радость. А потом можно и забыть о моём брате. Ведь все будут сыты и довольны. Но почему именно Мариу, а не один из твоих детей?
– Ты не понимаешь, о чём говоришь, женщина! – Рамон встал, и взгляд его сверкал.
– El dumbass mas grande en el mundo, – выпалила Кристина. – Это ты ничего не понимаешь в этой жизни!
Она уже готовилась расцарапать ногтями ненавистное холёное лицо, чтобы оставить память о разговоре. Это ничего бы не изменило, но могло на время прогнать ощущение бессилия.
И бросилась бы, но тут кто-то мягко взял её за руку. Обернувшись, Кристина увидела отца Хуана. Священник качал головой и шептал успокаивающие слова. Гнев в одно мгновение испарился, пролившись слезами.
Поддерживаемая священником, не видя ничего из-за пелены, застилавшей глаза, Кристина позволила себя увести.
* * *В церкви царила прохлада, хотя свет, лившийся из верхних окон, заполнял собой всё пространство. Однако природа той прохлады казалась иной, чем дома. Там всё дышало свободой и безопасностью, здесь же – смирением и благочестием.
Всё то время, пока Кристина приходила в себя, священник не трогал её. Исполнял нехитрый ритуал по уборке, готовясь к вечерней службе. Население Эль Пунто посещало церковь не так усердно, как хотелось отцу Хуану, но человек сорок-пятьдесят каждый вечер собирались здесь.
Вспомнив об этом, Кристина почувствовала внутри зарождающуюся надежду.
– Вы знаете, что они задумали? – спросила она.
– Плох тот священник, что не знает помыслов и устремлений своей паствы, – ответил отец Хуан.
– Вы остановите их?
– Боюсь, ты не совсем верно понимаешь происходящее, – священник спустился с амвона и подошёл ближе. – Это не история Каина, Авеля и жертвы, которая угодна богу. Мы говорим о спасителе, который собирается пожертвовать собой, чтобы искупить наши грехи и принести благословение.
– Ложь! Мой брат ни за что бы…
– Но он пошёл на это. И я сожалею, что ты не понимаешь его. Ложь, о которой ты говоришь, живёт только в твоей голове.
Кристина не смогла вынести эту смесь печали и сочувствия, с которой смотрел на неё отец Хуан. Отвратительное чувство и отвратительное двуличие! Пусть остаётся с ним сам!
Она выскочила из церкви и застыла в растерянности. Следовало куда-то бежать и что-то делать, но… Куда? К кому? Есть ли хоть один человек в Эль Пунто, который захочет помочь? Она же видела толпу возле дома. Если кто-то и против, то их не больше горстки. Им куда легче притвориться, что ничего не происходит.
«И я так могу, – подумала Кристина. – А ещё лучше – уйти, чтобы ничего не видеть. Мариу и без того вечно сидит в своей комнате. Я смогу убедить себя, что он наконец-то спрятался от большого и страшного мира, в котором никак не мог найти место. У меня всё получится. Надо лишь уйти из города на время. Чтобы не видеть, как пламя сожрёт брата. Чтобы не вдыхать запах горящей плоти. Не чувствовать частицы пепла и сажи в воздухе. Всего лишь переждать и отсидеться… Главное, чтобы все молчали и не напоминали. Хотя, я почти уверена, они убедят себя, что ничего не случилось, как уже убедили себя в добровольности жертвы. Потом они и вовсе позабудут, что у меня был брат…»
Кристина очнулась на дороге из города. Остановилась, обхватила себя руками и огляделась – ни одного свидетеля её бегства, зато необъяснимая дрожь и леденящий холод в пальцах. Кристина потёрла руки друг об друга, но холод лишь поднялся выше, к предплечьям.
– Я иду за помощью, – сказала Кристина со всей доступной убеждённостью. – Я собираюсь добраться до Реалидада и найти там тех, кто облечён властью. Уже к вечеру я доберусь.
Слова упали в раскалённую лаву дорожной пыли, и та не смогла поглотить их и отступила, освобождая Кристине путь. Холод, уже успевший пустить корни в предплечьях, прорвался дальше вверх, на секунду перехватил горло, а после умчался на волю, овеяв прохладным бризом.
Кристина вышла на большую дорогу, соединявшую Эль Пунто с Реалидадом. Первые шаги давались легко. Затем ноги начали вязнуть в дорожной пыли и солнечном мареве. А через минуту Кристина упёрлась в преграду. Невидимую стену, которую нельзя сдвинуть с места.
Уходящая в горизонт дорога всё ещё виднелась впереди – манящая и недостижимая.
– О, нет-нет-нет, – прошептала Кристина дрожащими губами.
Она попробовала пробить стену кулаком – костяшки закровили после пятого удара.
Попыталась процарапать ногтями – три обломались, один из них под корень.
Слёзы стекали по щекам, оставляя пыльные дорожки, которые тут же высыхали и стягивали кожу. Отойдя с десяток
