Я могла бы рассказать им, что это плохо, нужно скорее спешить и стремиться, потому что выше оказывается тот, кто раньше начинает пробивать себе путь. Что в жизни тоже есть свои «А», «Б», «В» и прочие классы, и распределяют туда в том числе за успеваемость в простых и житейских науках, если денег нет. Или же я могла бы сказать им, что спешить действительно не стоит, иначе они пожалеют, что потратили самое лучшее время на то, что могли успеть и потом. Что кровью и потом можно не только смывать обиды, но и пробивать себе дорогу.
Но я ничего этого никому не сказала. Просто шла и улыбалась.
Обойдутся и без моих советов.
Постольку-поскольку
– Это слишком много, – сказала я Борису Аркадьевичу. – Давайте вы мне меньше дадите.
– Нет, девица, – он покачал головой. – У тебя был шанс, я сразу спросил: сколько возьмёшь? Ты как сказала?
– Сколько можете, – я вздохнула. – Но я же не думала, что вы дадите именно столько.
– А ты впредь думай, – он улыбнулся. – И вообще, эти ваши фразы «сколько дадите», «сколько можете», «сколько готовы заплатить» – они нормального человека провоцирут дать больше, чем он изначально готов. Я понимаю, что тонкий психологизм, хорошего человека сразу видно, так больше шансов и всё такое. Подозреваю, девица, ты изначально так не хотела, но теперь ничего не попишешь. Страдай, если и впрямь страдаешь. Я широкой души человек. Потому даю сколько даю, сколько могу и сколько готов заплатить.
– Может быть, тогда сколько не жалко?
– А мне всё не жалко, девица. Хоть всю зарплату не жалко отдать. Но дать могу и готов ровно столько.
Я вздохнула в очередной раз. На Бориса Аркадьевича старалась не смотреть. Опять попалась в эту ловушку, которую так долго старалась избегать, – работать на знакомых людей. Причём ладно бы действительно стоящая работа, а так ведь просто – линейку на первый звонок сфотографировать.
– Ты бери, бери, – снова сказал он и пододвинул мне пятитысячную купюру, которая лежала на столе. – Я расценки узнавал. Сейчас час работы фотографа стоит от тысячи до трёх.
– Так я на линейке всего час и провела.
– Но дома ведь редактировала фотографии? Время тратила, значит. В общем, не стесняйся, девица. Не мандражируй.
Я всё-таки рискнула и подняла взгляд. Борис Аркадьевич прищурился и посмеивался себе в усы.
– Как говорили в бессмертном произведении Булгакова – никогда ничего не просите. Сами всё предложат, сами всё дадут, – он подмигнул мне.
– Тролль вы, Борис Аркадьевич, – я покачала головой и тут же спохватилась: – Это такие люди в интернете…
– Да знаю я, знаю! – он махнул рукой в мою сторону. – Девица, я не такой отсталый, каким выгляжу. Думаешь, я того Булгакова читал? Некогда мне было. Зато в интернете открываешь, а там – избранные цитаты. Я себе записываю те, которые нравятся, – он потряс передо мной ежедневником.
Честно говоря, я не знала, как к этому относиться. Борис Аркадьевич, как выяснилось, оказался из той породы людей, на которых моё чутьё не работало. Я никак не могла определить: шутит он или говорит серьёзно. А может, и серьёзно шутит. В любом случае я быстрым движением сцапала это пятитысячное яблоко раздора и запихала в карман.
Борис Аркадьевич сделал вид, что ничего не заметил и едва ли не демонстративно отвернулся в другую сторону. Видимо, чтобы не смущать меня.
Правда, от этого я ещё больше почувствовала себя мошенницей.
– В следующий раз я бесплатно вам что-нибудь пофотографирую, – сказала я.
Он в ответ только хмыкнул и оправил ус.
В этот момент мне нестерпимо захотелось нарисовать усатого тролля. Почему-то в фуражке. И с ежедневником.
Жаль, что это только миф, будто бы каждый фотограф отлично рисует.
* * *После разговора с Борисом Аркадьевичем я снова почувствовала себя бесполезным трутнем. Потому что работы у меня мало, а платят хорошо. Возможно, спустя какое-то время я начну воспринимать это как должное, но я, как могла, оттягивала наступление такой ситуации.
Проходя мимо кабинета Ивана Александровича, я решила заглянуть и узнать, есть ли что-нибудь такое, чем можно заняться прямо сейчас. Может быть, какое-нибудь дополнительное задание. И вообще – что-то мы давно никуда не выезжали, а скоро уже листья опадать начнут, и опять натуру для съёмок не подберёшь.
Кабинет оказался не заперт, так что я спокойно зашла внутрь и почти сразу заметила странное – тишина. Никакого привычного клацанья клавиш или щелчков мышки. Никаких звонков. Даже скрипа стула не было слышно.
Поначалу показалось, что Иван Александрович куда-то вышел, но я тут же его увидела за столом – руки скрещены на груди, голова опущена… он спал!
– Вот до чего людей трудоголизм доводит, – пробормотала я.
При других обстоятельствах, наверное, я бы его даже и не тронула. Вышла бы в коридор и закрыла дверь. Но мало ли кто зайдёт. А вдруг он не окажется таким же понимающим?
Так что я протянула руку и потрясла Ивана Александовича за плечо.
Он дёрнулся, всплеснул руками, едва меня не задев, и замотал головой. Взгляд, которым директор на меня посмотрел, казался осмысленным, но слегка затуманенным.
– Вы уснули, – сказала я. – Прямо за рабочим столом. Вам нужно больше отдыхать.
– Да, конечно, – он чуть улыбнулся и пожал плечами. – Я и отдыхал.
– Возьмите выходной. И отоспитесь. Без вас тут ничего не развалится. Мне вообще кажется, что тут без всех нас ничего не развалится. По крайней мере, за один день точно.
– Предлагаешь всех распустить?
– Хотя бы себя. И хотя бы на один день, – твёрдо сказала я. – Не уйду отсюда, пока не пообещаете сейчас же пойти домой и отдохнуть.
– Я не могу, – он покачал головой. – Только не сейчас. Но я обязательно пойду сегодня домой вовремя. И хорошо посплю.
Некоторое время я смотрела на него, пытаясь найти ещё какие-то аргументы, но они закончились. Так что пришлось просто кивнуть и пойти к выходу.
– Спасибо, что разбудила! – сказал мне Иван Александрович в спину, и голос его звучал преувеличенно бодро.
– Не за что. Берегите себя.
– Ты тоже, Кристина…
Зато спокойно
У него были бледное лицо и красные щёки, будто горящие от стыда. Волевой подбородок, глубоко посаженные глаза, высокий лоб и небольшие залысины. Мятая футболка с надписью «Все псы попадают в рай, а с людьми ещё как получится» и шорты до колен.
Его звали Олег, и он обещал попытаться определить, что со мной происходит.
– Проходи, – буркнул Олег и, оставив дверь открытой, скрылся в дальней комнате.
Либо он жил с родителями, либо снимал эту квартиру, либо ему было всё равно. Старые обои, подранные в нескольких местах, мебель в прихожей рассыхалась и разваливалась, а через всю длину коридора протянули несколько отрезков тонкой верёвки, чтобы сушить
