Лем опустила на глаза свои очки и подняла вверх два больших пальца.
– Я за то, чтобы мы остались в живых.
– Как видите, большинство за, мистер Крикет, – пожала плечом Ана.
Маленький логик заворчал, качая головой:
– Знаете, демократия – это очень хорошо, но только если бы мы все находились в равных условиях.
Иезекииль нажал на педаль газа и направил Сандерсаурус прямо в бурю. Ана и Лемон вытащили защитные костюмы, украденные из Гаража, – два объемных пластиковых комбинезона, шлемы которых были похожи на противогазы. Один был мерзкого зеленого цвета, второй – ядовито-розового.
– Чур, этот мой! – закричала Лемон, хватая последний.
– А мне достается этот, цвета соплей? – простонала Ана. – Как мило.
Лемон поднесла розовый пластик к своей голове.
– Сочетается с моими волосами, видишь!
Ана и Лем даже не стали снимать ботинки, натянув комбинезоны прямо поверх одежды – они и так были размера на два больше, чем нужно. Пластик был тяжелым, мягким, плотным. Но они, судя по этикеткам, принадлежали к первому классу, а значит, в них было безопасно даже в самых опасных зонах Стеклянной пустыни. Мозги и позвоночник блитцхунда, естественно, тоже имели радиационную защиту, и Кайзеру ничего не грозило. В Крикете вообще не было ничего органического.
Остается только…
– Ты как, справишься? – спросила Ана у Иезекииля, застегивая молнию костюма.
– Конечно, – кивнул репликант. – Наши клетки не подвержены мутации, я не заболею раком. Радиация не причиняет нам вреда. Поэтому Габриэль и Фэйт устроили перегруз реактора Вавилонской башни.
Девушка закрыла глаза. Попыталась вернуться в тот день. В день восстания. Нейтронного взрыва. Но даже вырвав чип, хранящий ее ложное прошлое, Ана по-прежнему не могла вспомнить те последние часы. Она словно пыталась сжать в руках пригоршню песка – чем больше старалась, тем больше воспоминаний ускользало из ее пальцев. И снова она вспомнила голос Мириад, льющийся, словно музыка, и заглушающий вой сирены, панику убегающих горожан. Вспомнила, как ждала в камере вместе со своей семьей. Страх и неопределенность.
Габриэля.
Уриэля.
Хоуп.
Фэйт.
Мои руки запачканы красным. В легких дым. Мои мама, папа, сестры и брат лежат мертвые на полу рядом со мной. Пустые глаза и пустые тела.
Она открыла глаза. В голове гудело. Оптический имплантат зажужжал.
Почему я не могу ничего вспомнить?..
За окнами пролетали пустоши, стеклянная буря зловеще нависала над дорогой. Лемон застегнула комбинезон, натянула на голову громоздкий шлем и спросила гулким глухим голосом: «Он потрясающе смотрится на мне или это я потрясающе смотрюсь в нем?»
Ана невольно улыбнулась. Боль тут же ушла. Даже если ситуация казалась совершенно безвыходной, если ее терзали мрачные мысли, у нее всегда была Лемон. Она была как скала. Всегда дерзкая и отважная. Это значило для Аны больше, чем ее лучшая подруга могла даже представить.
Крикета, как обычно, ее дурачество ничуть не впечатлило.
– Мне кажется, вы не понимаете, насколько это все серьезно, мисс Фреш, – проворчал он.
Лемон стянула шлем, посмотрела на свое отражение в защитном экране и поправила челку.
– Хочу вас заверить, мистер Крикет, я очень серьезно отношусь к своей несравненной красоте.
Маленький бот вздохнул, вскарабкался на спинку сиденья и посмотрел в заднее стекло. Кайзер сидел рядом с ним и тихо рычал.
– Этот Проповедник догоняет нас, – предупредил Крикет. – Остальные тоже. Мы даже можем не успеть заехать в бурю.
– Эта малышка может ехать еще быстрее? – спросила Ана.
Иезекииль втопил педаль газа в пол, Сандерсаурус рванула вперед, и Лемон радостно завопила. Чем ближе они подъезжали, тем хуже становилась дорога, выбоины глубже, трещины шире. Пустыня как будто медленно приближалась к побережью, намереваясь поглотить последние обломки человечества. Ана увидела развалины старых поселений – кто-то пытался построить свою жизнь вне влияния Армады, Мегополиса или Сити-Хайва «БиоМаас». Но от них остались лишь ржавые остовы автомобилей или каркасы домов, наполовину погребенные в песках. Интересно, размышляла она, что останется от человечества через сотню лет? Что произойдет, если Габриэль добьется своей цели и заселит мир репликантами?
Удастся ли им построить мир, который будет лучше, чем у их создателей?
Или они уничтожат его навсегда?
Километры казались бесконечными, от дороги уже оставались лишь разбитые куски асфальта, заваленные песком, а из трещин торчали хилые пучки мутировавшей травы. Ана оглянулась и увидела, что Проповедник совсем близко. Бойцы Армады не отставали – байкеры-Флибустьеры медленно, но верно набирали скорость, большие машины держались рядом. Похоже, это была стратегическая ошибка, да и вообще не самая лучшая ее идея – украсть самую роскошную в городе тачку…
Но зато она была самой крутой.
Стеклянная буря, поднимаясь от растерзанной земли, уже заполнила собой весь горизонт. Они были всего в нескольких километрах от ее края. Ана услышала низкий, угрожающий рев, заглушивший собой музыку. Разглядела острые как бритва осколки, отливающие красным в лучах заката. Молния цвета пламени разрывала небо ослепляющими дугами.
Девушка повернулась к Иезекиилю.
– Ты уверен?
Он посмотрел на нее. Улыбнулся своей почти идеальной улыбкой. Она хотела, чтобы ей улыбались так вечно. Протянув руку, Зик сжал ее ладонь.
– Доверься мне.
Ана сжала его пальцы в ответ и тоже улыбнулась.
– Хорошо.
1.25. Буря
Хаос.
Безумие.
Настоящий ад.
Ветер ударил в них примерно в километре от края шторма, сбив Сандерсаурус, как детскую игрушку. Машину тряхнуло и бросило в сторону. Иезекииль изо всех сил старался удержать ее на дороге. Они двинулись дальше, дорога перед ними погрузилась во тьму, по капоту застучали стеклянные осколки и галька. Ана еще раз сжала руку Иезекииля и отпустила ее, чтобы он мог крепче держать руль. Она натянула шлем, проверила, герметично ли застегнула костюм. Закрыла окна и вентиляционные отверстия.
– Ну что, все готовы? – прокричала она через усиливающийся рев.
– Н-не совсем. – Лемон поморщилась.
– Нет! – завопил Крикет.
– Гав! – отозвался Кайзер.
– Слишком поздно! Держитесь!
Буря обрушилась на них, словно удар молота, чуть не вырвав руль из рук Иезекииля. Репликант выругался, но ему удалось вернуть контроль над управлением, а тем временем их все дальше засасывало в ревущее облако из пыли, грязи и миллионов блестящих стеклянных осколков. Иезекииль был вынужден сбросить газ, включить фары и почти на ощупь передвигаться через весь этот хаос. Грохот стоял оглушительный – непрекращающийся голодный рокот сливался с другим звуком, похожим на скрежет наждачной бумаги, царапающей покрытие Сандерсаурус.
– Твою мать! – завопила Лемон.
– Лучше пристегнись! – прокричал ей Крикет.
– Ты мне не босс! – гаркнула она, но крепко затянула ремень безопасности.
Еще один порыв ветра отбросил машину в сторону с такой силой, что даже завизжали покрышки. Бесконечный шквал крошечных стеклянных частиц сдирал ржавчину с корпуса Сандерсаурус, обнажая блестящий металл. Они понятия не имели, на сколько километров простиралась эта стеклянная буря, не знали, когда она закончится; заехав в нее, они отрезали себе путь назад. Им оставалось лишь крепко держаться и надеяться на лучшее.
Проходили часы, какофония превратилась в пронзительный рев. Грохот дороги, гроза, стекло на корпусе и под колесами – все эти звуки смешались в ее голове. Ана обернулась назад и
