Без нее в постели холодно и одиноко. Без нее всё в комнате кажется мрачным, унылым и ненужным.
– Бл*ть! – снова выкрикиваю я, ударяя кулаками по матрасу.
Сдавшись, хватаю телефон и открываю список сообщений. Последнее я отправлял Пенелопе более двух недель назад.
Две гребаные недели назад!
Дерьмо.
Поскольку я мазохист и нуждаюсь в очередной дозе боли, я набираю сообщение.
ГЕВИН: Я скучаю по тебе.
Это не ложь, это чистейшая правда. Я чертовски по ней скучаю. Я скучаю по всему в ней, начиная от сломанного каблука на ее изношенных туфлях, до ее вспыльчивости и до того, как она стонет мое имя в момент кульминации.
Прежде чем я успеваю собраться с мыслями, мобильник оповещает сигналом о пришедшем ответе, возвращая меня к реальности.
ПЕНЕЛОПА: Оставь это, Гевин. Ты все еще планируешь завтра играть?
Я ни секунды не сомневаюсь.
ГЕВИН: Да.
ПЕНЕЛОПА: Тогда нам не о чем разговаривать. Удачи.
Поскольку я не могу, бл*ть, остановить кретина внутри меня, то отвечаю ей злом, дабы не показать свои раны.
ГЕВИН: И вам того же, мисс Прескотт.
***
Это слишком легко.
Харли сидит напротив меня, вертя в руке фишку и заикаясь каждый раз, когда ему выпадает «хорошая рука», как будто его пальцы шокированы тем, что их владелец смог заполучить приличные карты. По всей комнате и под столом установлены камеры, чтобы зрители могли следить за нашим поведением.
Я очень быстро нокаутировал Рамоса (гребаного имбецила), Самуэльсона и Бейкера. Остались только я, Харли и новенький многообещающий, но слишком суетливый парень по имени Такер Рид. Ну, у него хотя бы хватило ума не повестись на крупный блеф, и это единственное, благодаря чему он все еще здесь.
Перед приходом сюда в одном из моих безупречных костюмов и с фальшивой улыбкой, я перебросился парой фраз со Скоттом о моих намерениях играть. Козел, должно быть, говорил с Грэхемом, потому что его речь не особо отличалась от недавней тирады Грэхема. Скотт сказал, что мне не нужно этого делать, что мне нечего доказывать и что я никогда не буду отражением человека, который меня вырастил. Бла, бла, мать вашу, бла.
Ну, а затем он заявил, что его не будет на игре, как и Грэхема, потому что они направлялись в театр, чтобы посмотреть на первое выступление Пенелопы. Меня, бл*ть, бросили мои собственные друзья. Предатели.
Эхо нашего разговора всё еще раздаётся у меня голове.
– Гевин, какой в этом смысл? Тебе нечего доказывать.
– Больше я не собираюсь говорить на эту тему, – закипаю я, обращаясь к Скотту. – Отвали, мать твою.
– Я люблю тебя, но ты ведешь себя как идиот. Жаль, что ты слишком упрям, чтобы понять это.
– Ты не понимаешь...
– О нет, понимаю, – обрывает меня Скотт. – Я все понимаю, приятель. Ты вырос в этой атмосфере, видел, что стало с твоим отцом, поэтому решил сделать всё возможное, чтобы не наделать тех же ошибок. Я все понимаю, но вот до тебя никак не доходит, что ты сейчас как раз идешь по стопам своего отца. Ты отбрасываешь все значимое и пытаешься победить неудачника Харли, который тебе абсолютно не важен. Будь выше этого.
У меня нет ответа, потому что в глубине души я знаю, что Скотт прав.
– Вот, – он протягивает мне билет. – Если передумаешь, место за тобой. Надеюсь, увидимся там.
Скотт ушел с разочарованным и печальным выражением на лице. От всего этого меня замутило, а некое ноющее чувство в моем нутре говорило мне снова и снова, что я делаю неправильный выбор. Это усилилось до такой степени, что теперь я даже не могу сделать глоток виски, потому что меня начинает тошнить.
– Мистер Сент, вы играете? – спрашивает дилер. Дэвис отказалась от этой игры, как и все остальные, чтобы посмотреть на выступление Пенелопы, поэтому сейчас странный мужчина спрашивает у меня, играю ли я.
Дерьмо.
– Да, – отвечаю я, пододвигая фишки в центр, как и все другие ставки, которые я когда-либо делал.
Когда карты аккуратно сданы, я оглядываю стол. Глаза Такера и Харли блестят так же, как когда-то блестели мои. Раньше я чувствовал прилив сил от каждой новой раздачи и от каждой перевернутой карты, теперь же я ощущаю лишь горящую дыру в кармане куртки, где лежит билет. Он прожигает до такой степени, что все мое тело начинает нагреваться.
Стараясь не обращать внимания на чувство ненависти к себе и мои сожаления, я смотрю на свои карты, слегка приподняв уголки. Пару тузов, мать вашу! Это хорошая рука.
Я снова бросаю взгляд на всех за столом. Такер кажется спокойным, не возбужденным или суетливым, просто спокойным. Харли крутит фишку, небрежно поглядывая на свои карты и ожидая, когда будут выложены общие карты.
Раньше я бы писался от счастья от пары тузов, внутри меня всё бы ликовало, но сейчас не происходит ничего. Абсолютно ничего, бл*ть. Я опустошен: нет волнения, нет трепета, просто... пустота.
Сохраняя непроницаемое выражение лица, я наблюдаю за раздачей первого флопа. Шестерка червей... Мне все равно. Я словно наблюдаю сверху за происходящим: ставки делаются, проходит этап торна и ривера, и я оказываюсь с тройкой тузов. Чертовски хорошая рука, выигрышная рука, тем более что остальные карты – дерьмо.
Не отрывая глаз от карт, Харли переворачивает фишку в противоположную сторону, а затем поднимает ставку, превращая ее в сто тысяч. Я едва сдерживаю себя, чтобы не покачать головой в ответ на его тупой блеф. Ясно как божий день, что у него ни хрена нет, но он пытается использовать туза на столе.
Я могу вывести его из игры прямо сейчас, вызвав его на бой, что я и делаю. Ради этого повышаю ставки до двухсот тысяч. Такер вышел – умный ход, но Харли? Он повышает, пока его пальцы нервно крутят фишку.
Я делаю паузу и обдумываю свой следующий шаг. Поднимать? Если я это сделаю, он, без сомнения, перебьет мою ставку, попытаясь меня запугать. Если уравняю, то возьму банк и продолжу двигаться вперед, уничтожая Харли до полного разгрома.
Но что это мне дает? Очередную сумму на банковском счете и знание того, что я лучший игрок в мире? Так это мне уже известно. Докажу ли я, что женщина не способна повлиять на мои решения, чем отличаюсь от своего отца?
Слова Грэма и Скотта звенят у
