Того, кто создал этот мир. Того, кого низвергли старые забытые боги! Того, кого превратили в смертного и изгнали из Орнора.
Первая жизнь этого мира вернулась.
Из ярко-синих, без белков, глаз Низверженного в глаза Тейвила ударили два энергетических потока. Извивающиеся молнии! Три удара сердца, и они исчезли.
— Встань, Бездушный.
Тот, кто был раньше Ричардом Тейвилом, повиновался. Он моргнул. Под веками — черные белки без зрачков. Снова моргнул, и человечьи глаза вернулись. Его облик не должен отличаться от людского.
Сила переполняла его! Новая, никогда ранее не принадлежавшая ему сила! Отныне он мог многое. Такое, что недоступно обычным людям и нелюдям! Он посмотрел на великана, которого теперь с легкостью мог бы разорвать на части.
И тот, кто раньше был Ричардом Тейвилом, ощущал невероятную пустоту внутри.
— Бездушный! Ты голоден?
— Да, Отец мира.
— Утоли голод. Твоей первой душой!
Бездушный обернулся к Генриху фон Герингену. Сорвал с имперца путы, вырвал кляп и потянул к себе. Изо рта того, кто еще недавно был человеком, торчали клыки, очи снова залила чернота.
— Не-э-эт! — отчаянно закричал парализованный неестественным ужасом граф.
Скоро все было кончено. Вместе с кровью из разорванного горла Генриха вытекла и его душа, а тело высыхало. Насытившись, Бездушный бросил к своим ногам мумию и увидел, как она превращается в тень на земле. В тень, которая была видна в этот пасмурный день! Бездушный наступил на нее, и все, что осталось от Генриха фон Герингена, слилось с его тенью, тоже казавшейся невозможной под небом без солнца.
Спустя миг размытый силуэт у ног Бездушного исчез. Он зарычал. Он поглотил первую тень! Все, что осталось от его добычи! Первая душа его! Бездушный посмотрел на двенадцать убийц. Они опасны, но способны лишь на жалкое подобие того, что может он.
Прикрыв глаза, Бездушный наслаждался сытостью.
Поляна погрузилась в тишину, которую нарушило карканье воронья и сказанное Альбрехтом Огсбургом:
— Великий Господин. Еще трое других. Первая кровь.
Глава 11
Низверженный
Против воли я дернулся, но, связанный, мог лишь беспомощно трепыхаться. Ни сесть, ни встать, ни тем более уползти. Жалкое зрелище. Лежа на боку, лицезрел такого же спутанного веревками Томаса Велдона, кол с отсеченной головой Роя да погребальные костры.
Слышалась заунывная песнь. Орки провожали к предкам павших воинов. Убитых мной либо толстяком. Скоро тоска нелюдей сменится мстительной злобой, и тогда их сотник займется мной. Кровь и песок! Я страшился этого мгновения до спазмов в животе.
— Повезло тебе, дружище, — произнес я, глянув на Акана. Искренне завидовал ему.
Было холодно. Не имея возможности двигаться, босой, в одной рубашке и штанах, я замерзал. Стучал зубами и мысленно проклинал орков.
Скоро сумерки. На противоположном краю стоянки горит высокое пламя. Я не сводил с него взгляда. Живу, пока не погасли костры, а затем мое существование обратится в кошмар наяву. О Харуз! Бог Отец! Бог Сын! К кому взывать о помощи? Может быть, к Дьяволу?
Теплилась еще надежда на Алису. Только ее рядом нет. Ох и дурак же ты, Николас Гард!..
Послышалась ругань. Огсбургское наречие я не разумел, однако же тоном, которым из прокуренного нутра было исторгнуто несколько резких слов, либо проклинают, либо сквернословят. К нам топали двое орков Нурогга. Первым ступал одноглазый воин со шрамом на левой половине лица. Он показал мне нож с коротким изогнутым лезвием и, сплюнув, осклабился в отвратной улыбке.
Второй орк, совсем юный, нес охапку клиньев — свежесрубленные прямые ветки длиной в полруки, очищенные от коры и листвы. Их свалили перед носом инквизитора.
— Посади их, — велел одноглазый, — пусть пялятся.
Молодой оттащил меня на пару футов назад и, приподняв, усадил спиной к сваленным в небольшую кучу мешкам с припасами. Повторил то же с церковником. Теперь мы видели почти всю стоянку головорезов.
— Для вас, ублюдки, — снова ощерился седой. Одноглазый умело застругивал ножом первый поднятый колышек, поскольку его острота явно не удовлетворила орка. — Повбиваем в землю и распластаем вас натянутыми веревками, а там уж черед Нурогга настанет.
— Я помолюсь за тебя, — сказал отец Томас.
— Что? — Орк склонился к монаху, повернувшись к нему правым ухом. — Что ты сказал? Повтори сюда, а то глуховат я уже.
Второй орк тоже растянул губы в подобии улыбки. Происходящее откровенно веселило молодого воина. Ну и тупая же у него морда…
— Помолюсь за тебя, — повторил Велдон.
— Помолишься? — Орк заржал, вскинув к небу уродливое рыло. Смеялся он во все горло и долго: наверное, с десять ударов сердца. Покуда снова не обратил одноглазый взор к пленнику.
— Помолишься… — пробормотал он и вдруг воскликнул: — Да! Помолись! А я помочусь на тебя.
Седой выпрямился и потянулся к шнуровке на штанах.
Воздух позади него сгустился, превратившись в черную фигуру. Взмах, росчерк сталью — и голова одноглазого орка слетела с плеч.
Я позабыл про холод.
Выпучив глаза, молодой орк таращился на обезглавленное тело. Попятившись, он шагнул назад, пытаясь выхватить из ножен вдруг застрявший в них меч. Однако так и не совладал с собственным оружием. Узкий клинок ударил орка под сердце, пронзив воина насквозь. Он растерянно посмотрел на чужую сталь, его взор погас.
Тень!
Она выдернула клинок из сраженного головореза, и к ногам облаченной в черное фигуры упал уже мертвец.
— Матерь Божья! — вырвалось у Велдона.
Тень стояла вполоборота к нам. Отточенным движением вытерла окровавленное лезвие меча о куртку мертвеца и бросила из-под капюшона косой взгляд. Затем исчезла.
Это не Алиса! Я не чувствовал ее!
Песнь орков смешалась с яростным ревом и криками. Далеко не все воины Нурогга провожали к предкам павших собратьев. Появление тени и убийство двух воинов не остались незамеченными.
— Ну, отец Томас, — произнес я, — теперь держитесь.
Я был уверен, что тень явила себя вовсе не ради убийства двух орков и вот-вот случится что-то еще. Предчувствия не обманули. В паре дюжин шагов от орков, что
